Голландии петербургского журналиста Александра Паскудникова вместе с оператором. Им предъявили обвинение в перевозке партии контрабандных бриллиантов. Предполагаю, что наши таможенники кусали локти. Бриллианты были спрятаны в аппаратуре. Очень хитро спрятаны. По телевизору давались какие-то детали, но поскольку я не знаю строение телекамеры, то не поняла, где именно они там находились. Промелькнули кадры разобранной телекамеры и двух фотоаппаратов. Я уловила только, что камушки все «сидели» в разных местах, словно части аппаратуры.
И Паскудников, и оператор, как говорится, ушли в глухую несознанку. Они заверяли сотрудников голландской таможни, представителей Интерпола и полиции в том, что груз им подбросили, а они сами ни сном ни духом.
«Значит, груз все-таки был?» – подумала я. Паскудников смог раздобыть новую партию за короткий срок? Молодец. Оперативно действовал. Про драгоценности в выпуске новостей ничего не говорилось. Значит, он не взял остатки из тайника в системном блоке? Или они предназначались не для Голландии?
После выпуска позвонил Вова и попросил разрешения приехать вместе с Геной.
Вскоре они уже сидели у меня. Они тоже слышали про Паскудникова. Более того, они сообщили, что к ним приходили «серьезные дяди» и рекомендовали отдать бриллианты.
– Вы отдали?
Парни кивнули.
– У тебя были?
Я кивнула, не вдаваясь в подробности, да ребята их и не спрашивали.
– Странно, что не потребовали никаких письменных объяснений. Они как будто все знали. Сказали: гоните, ребятки, брюлики из квартиры Паскудникова, и мы навсегда забудем о вашем существовании. И вам будет после этого спокойнее жить.
– Как вы считаете, откуда эти «серьезные дяди»? – спросила я.
– После «Новостей» – что из Интерпола, и они явно не очень жаждут общаться с нашими органами. Правильно делают. Но где же этот гад Паскудников брал бриллианты?!
– Ты хочешь там же брать? – улыбнулась я. – Ты не считаешь, что это опасно для жизни?
– Считаю, – вздохнул Вова.
День четырнадцатый. Пятница
В пятницу с утра мне позвонил неизвестный мужчина с акцентом и сказал, что он от Лассе и просит разрешения заехать ко мне домой. Он задержит меня не более чем на десять минут.
– У меня ничего нет, – как дура, выпалила я.
– Я знаю, – на том конце провода явно улыбнулись. – Если хотите, мы можем встретиться в парке. Мне нужно, чтобы вы опознали двух человек по фотографии. Или не опознали.
Я все-таки пригласила его домой.
Мужчина предъявил мне несколько снимков, явно сделанных на улице. Сфотографированные не знали, что их снимают. Одного я никогда не видела. Второго узнала.
Это был тот мужик, в машину которого я села в злополучный вечер той пятницы… Он представился мне Константином и отвез в квартиру Верещагина, а сам исчез.
– Кто он? – спросила я.
– Выясняем. Он брызнул чем-то в лицо Лассе и Юрки. И с этим человеком Александр Паскудников встречался поздно вечером во вторник.
– Он передал ему бриллианты? В смысле, Константин Паскудникову?
– Никто из них никому ничего не передавал. Они разговаривали на улице. Мы не смогли записать их разговор. Использовалась очень мощная техника. По всей вероятности – этим парнем. Она глушила всю нашу. А мы по-настоящему хорошо оснащены.
– Но по выражениям лиц что-то можно было определить?
– Паскудников был страшно обеспокоен. Этот парень его успокаивал.
– Но вы «проводили» его до дома?
– Он ушел. Мы проводили его до дома, в котором, как выяснилось позже, его никто не знает. Он вошел в квартиру живущих на даче людей. Никто не видел, как он вышел. Единственный вариант – перебрался через балконы. Но он не проживает ни в одной из возможных квартир. Ни в одной его не знают – из тех, где кто-то есть.
– А он не может сидеть в одной из тех, которые вы считаете пустыми?
– Мы не считаем их пустыми. Мы точно знаем, – улыбнулся мужчина.
Он объяснил, что сейчас в распоряжении спецслужб имеется техника, определяющая через дверь, через стену, есть ли в помещении живой организм. Причем эта техника определит, человек это или, например, маленькое животное. Она не делает различия между кошкой, мелкой собакой или обезьяной, но человека определяет однозначно.
– А если крупная обезьяна? – улыбнулась я. – Человекообразная? Ваша техника определит, что это именно обезьяна?
Он покачал головой и добавил, что, к счастью, ни ему самому, ни его коллегам пока с такими особями в квартирах сталкиваться не приходилось. Хотя кого только не держат в Петербурге и Москве…
– В нашем случае мы пришли к неутешительному выводу: интересующий нас человек от нас ушел. Но вы хоть что-то о нем сказали.
– По-моему, моя информация вам ничего не даст, – вздохнула я. – На самом деле я ничего про него не знаю. А кто второй? – полюбопытствовала я.
– С этим человеком Паскудников тоже встречался во вторник вечером. Конечно, он встречался со многими людьми, но всех остальных мы – как бы лучше выразиться? – соотнесли с именами и должностями. Этот садился к нему в машину, они говорили о какой-то ерунде. Мы не знаем, передал он что-то Паскудникову или нет. Было не рассмотреть. Но, вероятно, передал. Потом этот тип завис в баре – не дорогом и не дешевом, снял женщину, поехал к ней. Потом тоже исчез.
Вова с Геной ни «Константина», ни второго мужчину не опознали, как и Иван Васильевич с Агриппиной Аристарховной. Шедевра интерполовцы не нашли. Он в эти дни был неуловим. Вова с Геной считали, что Родька временно затаится. Ник тоже не видел ни одного, ни второго. «Фонарь» ему ставил совсем другой. Ксения не могла сказать ничего определенного. Она общалась со слишком многими людьми, напилась и не помнила, с кем ушла в тот злополучный вечер от Аглаи.
В пятницу вечером мы с ней были на презентации какого-то шампуня, куда она меня затащила. Прямо туда на мобильный Ксении позвонил отец и велел нам обеим как можно скорее прибыть к ним домой.
– А я только мужика снять собралась, – недовольно пробурчала Ксения, однако приказу отца повиновалась.
Выглядел ее отец представительно. Я впервые встречалась с ним в жизни. Он меня внимательно оглядел пронзительными очень темными глазами. Его взгляд заставлял думать о рентгеновской установке. Вероятно, он так оценивает каждого человека – на сколько потянет в у.е. и можно ли что-то с него поиметь для «Возрождения».
– Нанятый мною детектив представил отчет, – без предисловий объявил председатель фонда.
– По дому Верещагина? – уточнила я.
Отец Ксении кивнул и пояснил, что квартира, в которой в последние годы проживал депутат, в конце девятнадцатого – начале двадцатого века принадлежала одному купцу. Тот много ездил по свету, в частности на Восток, и мудро вкладывал деньги в драгоценные камни и золотые монеты, понимая, что деньги – бумага, а металл вечен. Вероятно, он тайник и сделал. До него в квартире проживали врач и инженер.
В дальнейшем купец на своей шкуре испытал нелюбовь советской власти (и это еще мягко сказано). Но он выжил, как и один из его сыновей. У сына родились две дочери, которые в свою очередь родили по сыну. Дочери погибли в автокатастрофе, зятья остались живы. В машину, на которой они ехали вчетвером, врезался «КамАЗ». После похорон патриарх семьи сказал зятьям:
– Вы скоро снова женитесь. У вас будут другие дети, а я не хочу, чтобы мои внуки росли с мачехами. Они будут жить со мной.
И два парня жили с дедом до самой его смерти. Деда они боготворили. А он, в свою очередь, постарался дать им разнообразное образование. Оба были помешаны на электронике, но прошли «курс
