– Марина, быстро! Деньги, документы. Все собирай. Серега, помогай! Слава богу, проснулись. Скорее! А то задохнемся к чертовой матери!
Убедившись, что мы встали, сосед повернулся и собрался уходить. Наверное, будить других жильцов. Или уже вниз, на улицу. Я прокричала ему в спину мучивший меня вопрос: а что хоть горит-то?
Горела расположенная прямо над нами мастерская художников.
Мы живем на пятом, предпоследнем этаже старого дома, построенного еще в прошлом веке. Или на последнем жилом. Над нами – только мансарда. Ее то ли арендуют, то ли купили художники. А вчера там хорошо гудели. Звуки-то до нас с подругами доносились, хоть слышимость у нас не такая, как в новых домах. Помню. Это помню. Мы тоже гудели. И зачем я вчера столько выпила? Уподобляюсь соседу дяде Ване, известному в наших окрестностях. А художники, наверное, заснули с непотушенной сигаретой. Или забыли выключить какой-то прибор, или… Ладно, сейчас не до разгадывания загадок. Все равно уже забыли, уже горит, надо спасать свою шкуру. Сережку, кота и что удастся из накопленного с таким трудом добра.
Дом наш, конечно, не советские строители воздвигали, не на сэкономленном сырье с досрочным выполнением плана, чтобы уложить пятилетку в три года. Строителям прошлого века я доверяю как-то больше, но вот выдержат ли сейчас перекрытия? Я с опаской посмотрела на потолок. В прошлом веке, конечно, ГОСТы были не те, что сейчас, но тем не менее…
Я как ужаленная носилась по комнате, кидая в спортивную сумку все самое ценное. Жалко было все. Все хотелось взять с собой, а не отдавать на съедение огню, если он до нас все-таки доберется. Пожарных-то хоть кто-то вызвал? Сережка тоже что-то пихал в свой рюкзак. Натянуть джинсы, накинуть курточку. Все, надо уходить. Снова хлопнула входная дверь – это, наверное, вышли бабульки. Опять открывается наша. Это Ольга Николаевна – уточнить, как мы. Старшую сестру выпроводила на лестницу, а сама решила нас с Сережкой подогнать.
– Идем, идем! – крикнула я.
Семидесятитрехлетняя, невысокая и сухонькая Ольга Николаевна кивнула и исчезла. Мне теперь осталось только вытащить испуганного Мурзика из-под дивана.
Кот орал и царапался. Бедное животное забилось в дальний угол и никак не давалось мне в руки. Наконец я вытянула его за переднюю лапу, прижала к себе – и мы с Сережкой были готовы. С момента пробуждения прошло не больше пяти минут.
С улицы донесся вой пожарных сирен. Наконец-то!
Сережка зачем-то ринулся к шкафу.
– Куда ты?! Бежим! – заорала я.
Ребенок решил спасти мою норковую шубку, на которую, как он знал, я два года откладывала деньги и купила только месяц назад.
– Брось! Сережка, задохнемся же!
Но сын уже раскрыл шкаф и почти вытащил шубу. И тут прогремел взрыв.
Я рухнула на пол, закрывая собой Сережку и Мурзика. И сын и кот истошно вопили. Я тоже что-то орала, но отвратительный дым уже просочился в квартиру, несмотря на закрытые окна, и разъедал глаза и слизистую. Не то что кричать, дышать становилось тяжело. Я поняла, что у нас остается все меньше и меньше шансов спастись. Не сгорим, так задохнемся. Медлить больше нельзя.
Шуба лежала на полу, на ней – Сережка и Мурзик, я придавливала их сверху. На меня осыпалось энное количество штукатурки; стоявшие на шкафах, столах и остальной мебели вазочки, портреты и разные мелочи попадали вниз. Нас окружали какие-то обломки и осколки. Но было уже не до них. Радовало одно: потолок над нами не обвалился. По крайней мере пока.
Мы с Сережкой дружно вскочили, подхватили собранные рюкзак и спортивную сумку, я – Мурзика, сын – мою шубу и, не глядя по сторонам, ринулись вон из квартиры.
Лифт у нас и так обычно плохо работает – если вообще работает, на этот же раз я даже не пыталась им воспользоваться: застрянешь еще – и конец. На лестнице попадались перепуганные соседи – кто в чем. На третьем этаже мы с Сережкой догнали двух наших старушек-соседок – Анну Николаевну и Ольгу Николаевну, покинувших квартиру чуть раньше нас с сыном. Младшая сестра Ваучская помогала старшей, восьмидесятипятилетней Анне Николаевне. Голова-то у нее светлая, а вот ноги отказывают, да и женщина она довольно крупная и ширококостная, в отличие от сестры. И еще этот перелом полтора года назад. После него она перестала выходить даже во двор (в основном из-за лифта, на который нельзя положиться). Но сейчас идет! Молодцы бабульки!
Вчетвером мы выбрались на улицу и посмотрели вверх. Из окон мастерской валил черный дым. Мы стояли во дворе-«колодце», именно туда выходят окна нашей квартиры. Оставив Сережку, кота и бабулек с вещами, я выбежала из-под арки на улицу, к парадному подъезду, в котором все квартиры скупили «новые русские». Мастерская располагалась над всем пятым этажом дома. В той ее части, что находилась над этими квартирами, зияла дыра, из которой валил дым. Полыхали языки пламени. Именно там прогремел взрыв. И что такое хранили эти художники?
«А какое это теперь имеет значение?» – тут же подумала я. Хорошо хоть рвануло не над нами. А «новые русские», недавно купившие квартиру на пятом этаже, несомненно, в состоянии сделать ремонт. Последние две недели я слышала, как там ведутся какие-то работы. Наверное, еще не въехали. Ну обойдется им ремонт чуть дороже. Потянут. Но вот что будем делать мы?!
Я вернулась в наш глухой двор.
– Мариночка, – обратилась ко мне Ольга Николаевна, младшая из двух сестер Ваучских, – Вани что-то не видно…
Я застыла на месте. Дядя Ваня, еще один сосед, проживающий в третьей, самой маленькой комнате нашей коммуналки, вчера здорово принял на грудь. Я ему еще закуски подбросила, что обычно делаю, когда готовлю. Потом он вроде бы уходил за очередной бутылкой… Но вот вернулся ли? А если вернулся и лежит сейчас в ступоре? Его же пушечным выстрелом не добудиться после того, как он вечером поддаст.
Я снова посмотрела на наши окна. Кругом уже сновали пожарные. Медлить было нельзя. Я бросилась в парадное.
Пожарные пытались меня остановить, я что-то кричала. Ребята тотчас же поняли, что у нас в квартире остался человек. Меня вытолкали на улицу и крепко держали. Я все равно вырвалась и понеслась вверх по лестнице. Молодой паренек, которому меня поручили, с трудом поспевал за мной. Дядя Ваня был на моей совести. Как я могла о нем забыть? Да, тут каждый спасает свою шкуру, но ведь соседи – почти родня, особенно хорошие соседи. Иван Петрович, миленький, только бы ты остался жив! Только бы ты вчера заснул где-то на лавочке в парке, не добравшись до дому. Только бы встретил кого-то из собутыльников и отправился к ним в гости. Он же мог уже задохнуться. Где-то я не так давно читала, что при пожаре в основном гибнут от дыма, а ожоги получает уже труп. Господи, о чем это я? Ведь всю жизнь буду себя проклинать, если Иван Петрович…
Его выводили из квартиры. Дядя Ваня ничего не понимал, только кашлял и тер кулаками глаза. Как и я. Мы спустились во двор.
– Даже не проснулся, – усмехнулся пожарник.
Я обалдело взглянула на соседа.
– Марина? – выпучил на меня глаза Иван Петрович. – Ты чего… это самое?.. Девка, ты же всегда была такой…
Я проследила за взглядом соседа. Одеваясь впопыхах, я накинула летнюю курточку прямо на лифчик, а потом неосознанно расстегнула. Было жарко.
Мы стояли во дворе перед нашим парадным и хохотали. Двое пожарных, трезвевший на глазах Иван Петрович и я – в уже застегнутой наглухо курточке. Расположившиеся на скамеечке в середине двора пожилые соседки, Сережка в обнимку с завернутым в норковую шубу котом и вылетевшие на улицу обитатели других квартир взирали на нас с удивлением.
Правда, если отстраниться от происходящего, другие жильцы тоже выглядели весьма колоритно, что не преминула заметить высыпавшая на улицу обслуга ночного клуба «Жар-птица», задняя дверь которого выходит в наш «колодец» и используется в основном для выноса помоев. Ну, может, через нее иногда кто-то и «делает ноги», с уверенностью утверждать не могу, но предполагаю. Хорошо хоть, что помойка у нас крытая, установлена по какому-то новомодному проекту хозяином, проживающим, кстати, в нашем же доме, естественно, в парадном подъезде. Наверное, поэтому и разорился на установку этих закрытых бачков, вонь
