куски!
— Стойте, — вскричал король, останавливая движение толпы, — я не ранен. Господа, — продолжал он, обращаясь к страже, — мы приказываем вам арестовать герцога Неверского, которого мы обвиняем в измене и оскорблении нашего величества.
— Вы тоже ответите на эти обвинения, — прибавил он, обращаясь к Екатерине.
— Сейчас же и охотно, сын мой, — отвечала королева. — Вы ошибаетесь. Настоящий изменник стоит с вами рядом. Это Кричтон. Я докажу, что он виновен в тех преступлениях, в которых вы меня обвиняете.
— Козьма Руджиери, подойди сюда! — сказал Кричтон.
Повинуясь этому призыву, астролог вышел из толпы.
— Что ты можешь сказать против меня? — повелительно спросила его Екатерина.
— Что вы замышляли заговор против жизни и короны вашего сына и что герцог Неверский был вашим сообщником, — твердо отвечал Руджиери. — Ваше величество, не угодно ли вам будет взглянуть на этот пергамент?
— Да, это твое собственное обвинение, Руджиери, — сказал король, пробежав глазами поданный ему документ. — Ты также замешан в этом заговоре.
— Я этого не отрицаю, пусть одинаковая казнь постигнет всех, кто вам изменил.
— Руджиери, — сказал Генрих, — ты пойдешь на галеры. Невер потеряет голову. Что же касается вас, — продолжал он, обращаясь к матери, — то мы подумаем о вашей участи.
— Я доволен, — пробормотал Руджиери тоном удовлетворенной мести, — один из этих проклятых Гонзаго падет благодаря мне.
— Уведите его, — приказал Генрих. — Шевалье Кричтон, вы мой спаситель, — прибавил он, обнимая шотландца, — теперь вы будете моим братом.
— Государь!
— Довольно мне играть роль тирана и развратника. Теперь я хочу попытаться стать великодушным монархом. Рука принцессы Конде ваша. А! Что значат эти колебания?
— Государь, большее препятствие, чем то, которое вы уничтожили, разделяет нас, — отвечал Кричтон. — Наши религиозные убеждения различны.
— Ну и что же? — сказал Генрих Наваррский, подошедший к группе. — Маргарита Валуа католичка, а я протестант.
— Прекрасный пример, нечего сказать! — вскричал с громким смехом Шико.
— Есть одна милость, которую вы можете дать, государь, а я могу ее принять, — сказал Кричтон.
— Назовите ее.
— Освободите короля Наваррского.
— Согласен, — произнес Генрих, — но только с условием, чтобы он взял с собой жену.
— Извините, государь, — возразил Бурбон. — Я имею слишком много причин не разлучать ее с шевалье Кричтоном. Кузина Конде, вы будете меня сопровождать. Его величество обещали вам достойный вас конвой.
— Это правда, — сказал Генрих, — но я предпочитаю дать ей мужа, достойного ее.
— Кричтон, — сказала Эклермонда, краснея. — Что если я нарушу мою клятву?
— О! Тогда все препятствия устранены, — отвечал страстным голосом Кричтон. — Я начинаю думать, что и я не такой твердый католик, каким я себя считал, выходя из тюрьмы Кретьена.
— Я буду верить какой угодно религии для любимой женщины, — сказал Бурбон.
— И я тоже, — сказал Генрих III.
— Как и я, — прибавил Кричтон. — Вот и все сказано на этот счет. Пошлем же за священником, он уладит все наши затруднения. Религиозные вопросы так легко разрешаются, когда посредником служит любовь!
