какое-то неразборчивое приветствие, которое могло быть одинаково принято как за «здрасьте», так и за «вот дрянь» и еще кое-какие более крепкие словечки русского народного языка. Я поздоровалась нейтральным тоном, Инна лишь холодно кивнула – как при виде меня вначале, только еще добавила надменности.
Алла же Сергеевна при виде Инны совершила прыжок вперед, словно запамятовав о присутствии в помещении Олега Николаевича, Ромы и меня. Она забыла даже поздороваться. На этот раз Инна оказалась готова к встрече с вдовушкой и первой схватила хрустальную пепельницу, на которую уже явно положила глаз Алла Сергеевна. Тарасова, не раздумывая, тут же прихватила со стола Олега Николаевича тяжелую офисную папку.
– Оставьте в покое мое имущество! – завопил нотариус, но дамочки уже не обращали на него никакого внимания, кружа по кабинету, словно борцы на ринге или, скорее, две львицы, собравшиеся делить одного самца. Выражения, которыми они осыпaли друг друга в процессе, приличные женщины знать не должны. Рома, как я заметила, с трудом сдерживал смех. Он отступил в сторону, к стене, и сложил руки на груди. Олег Николаевич налился гневом, лицо его в этот момент напоминало по цвету морду взбешенного шимпанзе. Я же решила вмешаться, выступив в роли рефери, и прервать бой до первого нокаута – хотя бы потому, что не могла терять лишнее время: меня ждала работа в турфирме.
Чтобы дамочки поняли меня сразу, я схватила первый попавшийся стул, взмахнула им над головой и рявкнула, поясняя свою позицию и предлагая соперницам отложить схватку – по крайней мере до тех пор, пока Олег Николаевич не огласит условия завещания. К моему удивлению, Алла Сергеевна не стала спорить, положила папку на место и посмотрела на меня кротким взглядом спаниеля. Я повернулась к Инне. Та тоже поставила пепельницу на место, правда, в этот момент она больше напоминала бультерьера.
– Присаживайтесь, – усталым тоном сказал Олег Николаевич, кивая на стулья перед своим столом и направляясь к своему обычному месту.
Перед столом нотариуса стояли три стула. Инна быстро заняла крайний справа. Рома предупредительно подхватил тот, которым размахивала я, и тоже поставил его у стола. В результате рассаживания (Рома придержал мне стул и демонстративно отвернулся от Аллы Сергеевны, правда, она уже и так сидела на крайнем слева стуле, бросив «норку» на спинку) я оказалась между вдовой и незаконнорожденным сыном Стаса. Алла Сергеевна украдкой пододвинула свою ногу к моей и легонько на нее наступила, не поворачивая головы. Кружевным черным платочком (уменьшенной копией того, что был на ее голове) она утирала уголки глаз. Вот только слез я почему-то в них не заметила.
– Где ваш сын? – обратился к вдове нотариус, изо всех сил старавшийся говорить нормальным тоном и не повышать голоса. Я ожидала, что он укажет ей на опоздание, но Олег Николаевич эту тему даже не затронул. Судя по всему, он или уже встречался с Аллой Сергеевной, или был о ней наслышан не меньше, чем обо мне и Инне, а то и больше, да и она сама минуту назад наглядно продемонстрировала свои возможности. – Я же, кажется, несколько раз повторил, что Вячеслав Станиславович должен присутствовать на нашей встрече.
Алла Сергеевна заявила, что ее мальчику плохо, у него не все в порядке с нервами, ему вкололи успокоительное и рядом с его постелью дежурит врач. Славочка переживает смерть отца, не то что некоторые, он любил отца, не то что некоторые, для него смерть отца – настоящая трагедия, не то что для некоторых, ну, и так далее, в том же духе. Второй сын, именуемый словом «некоторые», сидел молча, не возражал, не спорил и, кажется, только и ждал, когда прекратится льющийся из Аллы Сергеевны словесный поток, но он все не уменьшался. Поведение Ромы я зачла ему в плюс.
Вмешался Олег Николаевич, которому пришлось говорить в унисон со вдовушкой, правда, она с каждой фразой повышала голос, и вскоре Олег Николаевич понял, что против Аллы Сергеевны ему не потянуть, и замолчал. Инна не проронила ни звука. Я тоже решила воздержаться от комментариев. Осознав, что очередная победа ею одержана, Алла Сергеевна сама вскоре умолкла, опять промокнула глаза платочком, затем внимательно посмотрела на нотариуса и взвизгнула:
– Ну что вы копаетесь?! Сколько можно ждать?! Я не могу терять столько времени! На меня столько всего навалилось! У меня дома больной ребенок! Я даже не говорю о своем горе… – тут Алла Сергеевна демонстративно всхлипнула, снова утерла глаза и начала рассказывать о том, что ей уже пришлось сделать и что еще предстоит. Из ее речи следовало, что во всех ее заботах виноват лично Олег Николаевич.
Затем она снова перешла к здоровью сына (в подробностях) и в очередной раз сравнила своего хорошего мальчика с «некоторыми», не в пользу последних, естественно.
Олегу Николаевичу это все порядком надоело, по его лицу я видела, какие нечеловеческие усилия он прилагает, чтобы не сорваться, но минут через пятнадцать второго сольного выступления Аллы Сергеевны (во время которого на каждую из моих ног кто-то наступал: слева – вдовушка, справа – Рома) Олег Николаевич грохнул кулаком по столу так, что все лежавшие на нем бумаги подпрыгнули, сам нотариус взвыл, отбив кулак, а стол затрясся – и вдруг осел на одну сторону, так как что-то в его конструкции сломалось: он явно не был рассчитан на русский кулак.
Олег Николаевич высказался непечатно относительно финнов, изготовивших стол, не принимая во внимание русский темперамент, который может активно проявиться в кабинете делового человека. Я же посмотрела на стол с другой точки зрения: пожалуй, я не согласилась бы заниматься на нем любовью, что неоднократно делала в юные годы. Инна тем временем высказалась на эту же тему вслух, ни к кому конкретно не обращаясь, сообщив в воздух, что покойный Стас любил использовать столы в этих целях, как, впрочем, и другие места. Ей лично больше всего понравилось на лиане… Я со своим знанием экзотики вступила в дискуссию (про себя вспоминая Афганца и то, что он выделывал в Доминиканской Республике), мы с Инной прекрасно поняли друг друга и в конце концов пришли к выводу, что финским столам больше доверять не следует. Не хочется лишних синяков, если он грохнется в самый неподходящий момент. Наша или белорусская мебель гораздо надежнее. Контакт с Инной был установлен, Рома слушал нас с легкой улыбкой на устах, Алла Сергеевна истошно вопила.
Нотариус тем временем пригласил какого-то техника, тот занялся столом под аккомпанемент причитаний Аллы Сергеевны, осознавшей, что нас троих ей не перекричать, и рассказывавшей теперь уже технику о своих несчастьях; секретарша накапала Олегу Николаевичу корвалол. Замолчав, я тихо сидела в уголке, наблюдая за происходящим. Рома стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди; рядом с ним стояла Инна, пододвигаясь все ближе и ближе к подростку. Я решила, что мне будет интересно проследить за развитием отношений между ними.
Мы снова смогли сесть за стол только без десяти два.
– Давайте не будем больше терять время, – объявил Олег Николаевич, беря в руки отпечатанные на лазерном принтере листки.
– Так это вы теряете, причем не только свое, но и наше, – заметила Алла Сергеевна.
– Пожалуйста, говорите только о себе, – вставил Рома.
– Тебе, конечно, делать нечего! – взорвалась Алла Сергеевна, поворачиваясь к Роме. – А вот я…
Пожалуй, она собиралась выдать очередную длинную речь, но Олег Николаевич вовремя пообещал ее придушить (уверенный в том, что суд его оправдает после наших свидетельских показаний), если она произнесет еще хоть слово. Лицо импозантного холеного мужчины, которое, как мне казалось, когда я только вошла в кабинет, всегда украшает улыбка (пусть дежурная, но – тем не менее), исказила ярость. Алла Сергеевна же точно знала, когда следует заткнуться, что немедленно и сделала. Инна хмыкнула.
Олег Николаевич, махнув рукой на отсутствие Славы Тарасова, пообещав встретиться с ним лично, объявил нам четверым, что каждый из нас в соответствии с завещанием покойного Станислава Леонидовича Тарасова становится обладателем пакета акций фирмы «Нева-металл». Двадцать пять процентов оставлены Роману Станиславовичу, по десять – Алле Сергеевне, Вячеславу Станиславовичу и моей скромной персоне, пять – Инне Александровне Баймаковой. На всякий случай нотариус сообщил также, что десять процентов «Невы-металл» принадлежат коммерческому директору Вениамину Борисовичу Багловскому, а тридцать – Карташову Алексею Петровичу.
Я произвела в уме нехитрые подсчеты. Кто может с кем объединиться для получения контрольного пакета? Только Рома с Афганцем. Во всех остальных случаях двух человек недостаточно, а договориться троим, например, будет гораздо сложнее… У Аллы с сыном всего двадцать процентов, до контрольного пакета – как до Луны, то есть ей обязательно нужно будет привлечь кого-то на свою сторону. Неизвестно, в каких она отношениях с этим самым Багловским (хотя при объединении их акций все равно получается
