поинтересовался – когда я намерена отправиться на «Неву-металл»? Прикинув, что сегодня у меня не так уж много работы и я могу дать задания девочкам, которые вполне справятся и без меня, именно это я и сделала, но перед тем, как покинуть свою фирму, позвонила Владиславу Юрьевичу, представилась и поинтересовалась его самочувствием.
Он несколько обалдел, услышав меня, что-то пробубнил (подозреваю, что тоже комплимент в мой адрес), я же не дала ему больше ничего сказать, чтобы он не тратил ни свое, ни мое время, и пояснила, что мне требуется. Попросила завезти экспроприированное им или ко мне в офис, или прямо домой.
– А мой бумажник кто вернет со всеми кредитками?! – завопил Максимов. – А моих людей? Ты, дрянь, вчера скольких прикончила?!
Он еще поорал немного, я внимательно слушала, потом совершенно спокойно заметила, что Владислав Юрьевич мне благодарен должен быть за то, что я ему показала прорехи в его службе безопасности, а насчет кредиток ему следует поговорить с Верой Николаевной. Она отдаст – в случае возмещения ей морального ущерба.
– А в твоей машине мой парень взорвался тоже из-за моих прорех?! – продолжал бесноваться Максимов. – Да там, где ты появляешься, все горит ясным пламенем и рушится к чертям собачьим!
Я на мгновение опешила: интересно, зачем Максимову потребовалось куда-то перегонять мою машину? Но решила этот вопрос пока не уточнять.
– Нечего было брать меня в заложницы, – невозмутимо заметила я вслух и вторично вежливо попросила Владислава Юрьевича послать кого-то из ребят, чтобы привезли мне шубу, сумку и сотовый. Владислав Юрьевич послал не ребят, а меня.
Николай Иванович отвез меня на «Неву-металл» и зашел вместе со мной внутрь. Я дала ему задание держать глаза и уши открытыми и просила сообщить мне, если он заметит какие-то странности.
– Что вы лично имеете в виду под «странностями», Светлана Алексеевна? – уточнил водитель, ухмыляясь в усы в своей обычной манере, к которой я уже начинала привыкать. – Поясните, пожалуйста.
О наркотиках я ему, конечно, говорить не собиралась, поэтому задумалась и ответила, что меня интересует то, что бросится ему в глаза, что резанет. Как-то раньше мне лично не доводилось бывать на производствах, и я не очень представляла, как тут должны идти дела. Может, все нормально, а может, обнаружится какая-то несуразица? Пусть Николай Иванович все отложит в памяти. А если ему удастся с рабочими пообщаться, я это только поприветствую.
Новый знакомый пообещал меня ублажить.
Работяги, обнаруженные нами перед входом в главный цех, обсуждали таинственное исчезновение коммерческого директора Вениамина Борисовича Багловского, о чем даже решились спросить у меня, когда я поздоровалась с большой группой куривших товарищей. Я ответила, что сама страстно желаю знать о его местонахождении, после чего полюбопытствовала, кто мог бы провести мне с телохранителем экскурсию по заводу. При слове «телохранитель» Николай Иванович весь подобрался и как-то даже помолодел.
Все рабочие были рады услужить новой владелице, кое-кто даже пытался раздеть меня глазами, правда, не слишком в этом усердствуя, а только искоса бросая взгляды на мою фигуру. Однако после небольшой дискуссии они пришли к выводу, что все-таки экскурсия для новой совладелицы – это дело начальства. А поскольку самым главным начальником из присутствующих в данный момент на заводе был главный инженер Петров Геннадий Анатольевич, его и позвали.
Я тут же вспомнила главного инженера. Моя первая встреча с ним произошла в директорской приемной, когда он застал там плачущую Вику Тарнапольскую и, по всей вероятности, посчитал мое появление причиной ее слез. Потом он заявил и органам, и Сереге Стандецкому, что именно я могла пристрелить Вику, по крайней мере, назвал меня как наиболее вероятную кандидатуру. Во время гражданской панихиды он метал на меня взгляды-молнии, в особенности в первый момент, когда увидел меня на скамье рядом с гробом.
Но о нем мне говорили, что у мужика золотые руки и что его очень уважал Тарасов. Значит, кадр ценный. А его негативное отношение ко мне неудивительно. Вообще-то, это больше свойственно женщинам, но и отнюдь не все мужики ко мне пылают любовью, взять хотя бы господина Максимова. Ну, ничего, переживу. Правда, особой откровенности от такого кадра ожидать не приходится…
Николаю Ивановичу я сказала, чтобы он остался с трудовым коллективом и пообщался с народом, а мы с главным инженером побеседуем с глазу на глаз. Народ радостно принял это известие, подозреваю, что из чувства мужского любопытства, которое часто оказывается более сильным, чем женское. Не представляла, конечно, как Николай Иванович собирался его удовлетворять, но ничего, потом устрою ему проверку: сможет он работать вместе со мной или как? Мне давно требуется такой крепкий мужичок средних лет, которому я могла бы доверять. А только встретив этого сибиряка, я поняла, что его, пожалуй, ничто не выбьет из колеи.
Геннадий Анатольевич, вызванный кем-то из работяг, вежливо со мной поздоровался, правда, бурной радости относительно моего появления не выказал, но согласился провести меня по производственным площадям.
В отличие от Багловского, объяснявшего все проблемы простым доступным языком, Геннадий Анатольевич изъяснялся в расчете на квалификацию среднего рабочего, владеющего производственным жаргоном, правда, надо отдать ему должное, после каждого крепкого словца извинялся.
При виде той самой злосчастной гальванической линии, о которой я уже столько была наслышана, я подумала, что этот агрегат мог бы вполне использоваться для катания по желобу морских свинок или хомячков (от зажравшихся американцев ведь всего можно ожидать), а также мог быть продан нам с диверсионными целями (если цена, указанная в контракте, соответствует реальной, а не занижена специально для всяких разных инстанций). Я могла предложить и еще несколько вариантов, но от высказываний вслух воздержалась, уточнив только – доволен ли главный инженер работой линии?
– Да я ее сам, можно сказать, собрал и запустил! – в сердцах крикнул он и добавил еще парочку соответствующих ситуации выражений.
Вопрос гальванической линии был самым больным для главного инженера. Тут он уже забыл и о негативных эмоциях ко мне – и выдал все, что думал о покойном Тарасове. Не исключаю, что все «фи» были высказаны именно мне, так как я получила десять процентов акций предприятия, по всей вероятности, с точки зрения главного инженера, незаслуженно.
Петров своими руками собрал линию, более того, кое-что усовершенствовал, не говоря уже о том, что ему самому пришлось дозаказывать уже у нас в стране очистные сооружения, подлаживать их под американскую линию и все это вместе запускать.
– Ее поставили без очистных сооружений? – уточнила я, хотя в этом ничего не понимала.
– Есть тут кое-какая очистка, – главный инженер кивнул на какой-то узел, – но по американским стандартам.
– А для нас американских стандартов не хватает?
– У нас они более жесткие.
Я выпучила глаза: подобного никак не ожидала! Петров кивнул и добавил, что Мишка-то Котляровский о наших стандартах знал, ему неоднократно предоставлялись документы, где все было указано. Но Мишке, как и Тарасову, и всем остальным, на само производство наплевать, на рабочих людей – тоже наплевать, им бы только сливки снимать, а людям не платить!
Главный инженер показался мне очень озлобленным.
Я его еще немного послушала, экскурсию свернула, потому что мне, откровенно признаться, это было неинтересно, а в моей турфирме еще найдется работа. Попрощавшись с главным инженером и с рабочими, мы с Николаем Ивановичем отбыли. Свое обещание Афганцу я выполнила: на «Неве-металл» отметилась.
– Ну, что скажете? – спросила я Николая Ивановича, когда мы загрузились в его «шестерку».
– Ну и страсти у вас, Светлана Алексеевна, – покачал головой водитель. – Думал ли я на старости лет…
– Да бог с вами! Какая старость? Ладно, выкладывайте.
Николай Иванович вздохнул и заметил, что Тарасов, о котором ему уже рассказали, не был особо любим
