– Информаторов допрашиваете?
– Допрашиваем. Ты бы сказала, откуда сама информацию получила, что ли? Облегчила бы работу массе людей. Юль, не хочется на тебя давить, но…
Я сказала. Про лестницу в ночном клубе, про двух мужчин, которых мне не довелось увидеть, когда я шла в туалет.
– Рисковать не стала. Испугалась. Честно. Но это не Сухоруков, как ты понимаешь. И не сухоруковские.
– Ладно, приезжай. Уже на месте поговорим.
По дороге прихватила Пашку в надежде, что в Управлении дадут какую-нибудь наводку или возьмут с собой на какой-нибудь труп. Потом за Пашкой заезжать будет некогда, да и без моего пригляда он может успеть нажраться. А пьяный Пашка понимает, что я от него хочу, только с пятого-шестого раза. Я завожусь. Зачем мне тратить родные нервные клетки, если этого можно избежать? И так стрессов хватает.
Андрюша и два сидевших у него в кабинете опера убили меня наповал, предложив взглянуть кое на что крайне любопытное, обнаруженное в клубе, вернее, в одном из компьютеров, в который специалистам из органов удалось залезть. Вернее, «удалось» – не совсем то слово… Они просто залезли взглянуть… И нашли меня.
Андрей ткнул пальцем в дисплей.
– Ты не знаешь случайно, как это понимать?
Я-то догадывалась, но объяснять мужчинам ничего не стала. По всей вероятности, какой-то спец из подчиненных Ящера сделал компьютерное моделирование для определения моих размеров. Меня снимали на улице (причем так, что я этого не заметила), в разных ракурсах, потом «раздели» и… пришли к правильным выводам. Сегодня повеселю Татьяну со Стасом.
– Может, это теперь киллеры так работают, – сказала я вслух в задумчивости. – Используют достижения технического прогресса.
Опера покатились со смеху.
– Да зачем такие сложности? – завопил Андрюша. – Тебя прибить – раз плюнуть!
– Ты так считаешь? Мне попросить у Ивана Захаровича охрану? На защиту родных органов, как я понимаю, рассчитывать не приходится. Моя милиция хоть меня и бережет, но уберечь не может. Я тебя правильно поняла?
– Юля!.. – застонал Андрей. Другие опера продолжали хохотать.
Потом один из них вежливо пояснил мне, что хотя пути мои неисповедимы, но меня легко вызвать куда- то «на труп», «на интересное дело» и так далее. Я сорвусь – что знают все мои знакомые и это легко узнать тем, у кого может возникнуть желание меня убить. У меня нет охраны, я живу одна. В общем, если захотеть…
«Хотя захотят навряд ли», – добавил другой опер, меня успокаивая. Во-первых, зачем?» Я все-таки никого не топлю. Я даю объективную информацию, которая теперь еще в некотором роде фильтруется Сухоруковым. Во-вторых, мало кто пойдет против Сухорукова. В-третьих, если со мной, не дай господь, что- то случится, тут уже подключатся не только родные органы полным составом, но и тот же Иван Захарович, и другие лица, не совсем дружные с законом, которых я, можно сказать, радую своими передачами и статьями. Кому охота, чтобы его так травили? Причем с обеих сторон закона?
– Юлька, в общем, тебя прибить легко, но незачем. Если куда-то не туда влезешь – припугнут, но жить будешь. Пока, по крайней мере, – подвел итог нашей содержательной беседы Андрей.
Я спросила, что происходит с Ящером. Как движется его дело? Доказано ли хоть что-то?
Андрей вздохнул, другие опера закатили глаза. Общественность продолжала возмущаться, творческая интеллигенция в особенности. Ящер со своей стороны, как стало известно органам, нанял частных детективов (вернее, их нанял его правая рука Константин Георгиевич), которые занимаются расследованием убийства Тамары. Ящер заинтересован не только в своем оправдании, но и в выяснении, кто на самом деле ее прирезал.
– Думаю, в конечном счете дело развалится, – заявил Андрей. – И Ящер под звуки фанфар покинет «Кресты». Могу только догадываться, какая торжественная встреча его ждет на Арсенальной… И как нас будут поливать грязью.
– Но интереснее было бы узнать, кто его так подставил, – заметил один из оперов. – Не Сухоруков? Потому что по всем статьям Ящер больше всех мешал ему.
– Да нет вроде… – сказала я.
У меня сложилось впечатление, что Иван Захарович считает: их обоих кто-то попытался подставить. Сделать так, чтобы Ящер считал: путевку в «Кресты» ему организовал Сухоруков, потом Сухоруков же подрядил Серегу Ящера пристрелить. То, что у Сереги ничего не получилось, – личная заслуга скользкого Вячеслава Николаевича, способного выскальзывать из любой щекотливой ситуации, в лучшем случае оставляя врагам свой хвост… Что на самом деле считает Ящер?.. Хотелось бы мне это знать, а значит, следует проникнуть в «Кресты», причем в ночное время, и поговорить и с Серегой, и со Славиком. Без свидетелей и без прослушки.
– А тут еще Ефимова прирезали… – вздохнул Андрей.
– Второго опознали? – спросила я, хотя знала, кто это.
– Да, официант из клуба. Наверное, что-то видел… Очередные глухари… И опять «общественность» вопить будет. Опять наш город криминальной столицей России назовут. Хотя ведь Ефимова явно прирезали не из-за политики. Депутатам хоть и запрещено коммерческой деятельностью заниматься, все занимаются или большинство.
Конечно, какой Ефимов политик? Бывший комсомольский работник, совмещавший жизнь активиста с мелкой фарцовкой. Потом отметился в кооперативном движении и быстренько создал некий Фронт – точное название я запамятовала. А потом пошел депутатствовать на разных уровнях. Отдать ему должное – говорить на публику умел, сказывался большой опыт. Чувствовал аудиторию, рынок тоже чувствовал, в данном случае, видимо, сказывалось занятие фарцовкой. Стала тюремная тематика модной – первым рванул в «Кресты» речи толкать. По ходу дела еще закончил вуз, стал экономистом, а потом еще и кандидатом экономических наук. Как – другой вопрос…
Я спросила у Андрея, не выяснили ли они, какими видами побочной деятельности занимался Ефимов или что курировал. Кто оплатил ему депутатство?
– Сам оплачивал. Последняя жена числится директором винно-водочного производства. Но она к вину и водке имеет такое же отношение, как я к космонавтике, – сообщил Андрей. – Ефимовское это детище. Он же даже в кооперативные времена алкоголем занимался, а не штаны шил. А винно-водочный рынок – это все равно что рынок оружия или наркотиков. Чего тебе объяснять? Но убили его в клубе Ящера…
– Ящер тут ни при чем, – заметил один из оперов. – Они вроде ничего не делили. Ящер-то ни вином, ни водкой никогда не торговал. Он, конечно, закупает их для своих клубов, но у него нет промышленного производства. Тут они с Ефимовым не конкурировали.
Я же знала про аукцион и, возможно, утопленные коллекционные бутылки, одна из которых стоит дороже, чем несколько ящиков современной водки… Но… Я также своими глазами видела рыжую Светку, предававшуюся греху в объятиях Ефимова. И потом я видела тесак, торчащий из груди депутата. Правда, буду откровенна сама с собой, я НЕ видела, как Светка этот тесак втыкала в депутата. Ну и закрутили же дело… Кстати, а не поговорить ли мне со Светкой? Не продемонстрировать ли кое-какие снимочки, имеющиеся у меня в загашнике? Разговорится рыжая, чтобы не загреметь на Арсенальную улицу, дом 11, по обвинению в убийстве? Хоть что-то я смогу у нее выяснить? По крайней мере, если это не она, то кто? Кто- то попросил ее покинуть помещение во вполне определенный момент?
Я решила, что мне, в свою очередь, пора покинуть Андрея Викторовича, о чем ему и сообщила.
– Юль, значит, ничего прокомментировать не можешь? – Он кивнул на экран монитора.
– А ты попроси сотрудников клуба.
– Ты думаешь, их не просили? Все изображают невинность и говорят: Смирнова у нас в черном списке клуба. По приказу Ящера. То есть Вячеслава Николаевича Астахова.
Я изобразила собой вопросительный знак.
– Нет, не после того, что ты там устроила в выходные.
Я там, в общем-то, ничего такого не устраивала, хотела заметить я, но предпочла смолчать.
