Вечером Дэрин пошла навестить Алека, который нес вахту у ящика с яйцами, но машинное отделение оказалось закрытым.
Дэрин пару раз пнула дверь. Алек открыл ее изнутри и улыбнулся, но в сторону не отступил.
— Дилан! Рад тебя видеть! Только, — добавил он шепотом, — я не могу тебя впустить.
— Что случилось?
— Одно из яиц почему-то бледнеет, и мы переустанавливаем обогреватели. Это очень сложная работа. Доктор Барлоу сказала, что присутствие еще одного человека собьет все настройки…
Дэрин закатила глаза. Чем ближе они подлетали к Константинополю, тем сильнее доктор Барлоу тряслась над своими драгоценными яйцами. Они пережили авиакатастрофу, три ночи на леднике, атаку цеппелинов, а теперь леди считает, что яйца потрескаются, если кто-то просто взглянет на них!
— Полная чушь! Дай пройти.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Температура яиц чуть выше температуры тела. Еще один человек рядом с ящиком ничем не навредит.
Алек колебался.
— А еще она сказала, что Тацца не гулял с самого утра. Он проскребет насквозь дверь каюты, если его не вывести…
Дэрин вздохнула. Просто удивительно, как ученая леди умудряется быть такой надоедливой, даже когда отсутствует.
— Алек, мне надо сказать тебе что-то очень важное. Отвали с дороги и дай войти!
Мальчик нахмурился, но посторонился. Дэрин протиснулась мимо него в жаркое, сумрачное помещение.
— Черт, вы уверены, что яйца не перегреются? Алек пожал плечами.
— Это приказ доктора Барлоу. Она говорит, что больному яйцу нужно тепло.
Дэрин заглянула в набитый сеном ящик. Два здоровых яйца лежали вместе в дальнем конце. Третье, действительно бледное, находилось в середине ящика, со всех сторон обложенное обогревателями. От него так и веяло жаром. Дэрин попятилась, бросила взгляд на термометр и помрачнела. Что ж, это яйца доктора Барлоу. Если она хочет сварить их вкрутую — ее право.
У Дэрин сейчас были заботы важнее.
— Меня сегодня вызывал капитан, — начала она, поворачиваясь к Алеку. — Он расспрашивал о тебе.
— Обо мне? Хм…
— Не волнуйся. Я ничего ему не сказал. Я не собираюсь нарушать обещание.
— Спасибо, Дилан.
— Но это не все…
Дэрин откашлялась, стараясь, чтобы ее голос звучал как обычно.
— Капитан велел мне следить за тобой. И сообщать ему обо всем, что узнаю.
Алек медленно наклонил голову.
— Так. Значит, он дал тебе прямой приказ?
Дэрин открыла рот, но не издала ни звука, скованная непонятным чувством. По дороге сюда она надеялась, что Алек разрешит ей нарушить слово и все рассказать капитану, закрыв этот скользкий вопрос. Но теперь ее охватило совершенно иное чувство.
Захотелось немедленно признаться Алеку, что она врала ему и продолжает врать. По телу пробежал странный трепет, как в тот день, когда Алек рассказывал историю своих родителей. Что, в конце концов, с ней творится?!
— Ну да, именно это он и сделал, — сказала она вслух.
Алек вздохнул.
— Нарушить прямой приказ — серьезное преступление, особенно в военное время. Если выяснится, что ты знал о моем происхождении и скрывал это, тебя повесят как предателя.
— Повесят? За что?!
— За сотрудничество с врагом.
Дэрин нахмурилась. Раздавая обещания по зову сердца, она не заглядывала слишком далеко вперед.
— Ну, не совсем с врагом. Капитан сказал, Британия и Австрия не объявляли друг другу войны.
— Верно. Но граф Фольгер все время слушает радио: по его мнению, война между нашими странами — вопрос недели, не больше.
Алек грустно улыбнулся.
— Забавно. В данный момент политики как раз пытаются определить, враги мы или нет.
— Черт знает что, — буркнула Дэрин.
Сейчас тут стоит она, а не какой-то политик! Значит, и решать ей.
— Алек, я обещал!
— Но ты приносил присягу воздушному флоту и королю Георгу, — напомнил тот. — Я не хочу, чтобы ты изменил присяге. Ты для этого слишком хороший солдат, Дилан.
Дэрин переступила с ноги на ногу.
— Как с тобой поступят?
— Запрут на семь замков. Я слишком ценный пленник, чтобы мне позволили сбежать и затеряться на просторах Османской империи. А потом, когда мы вернемся в Англию, я, скорее всего, окажусь в тюрьме до конца войны.
— Вот свинство, — пробормотала Дэрин. — Но ты же всех нас спас!
Алек пожал плечами. В глазах у него затаилась глубокая грусть. Не слезы отчаяния, а ровная, безнадежная тоска. И причиной ее на этот раз была она, Дэрин. Она только что лишила его надежды…
— Я никому ничего не скажу!
— Тогда я сдамся сам. Все тайное когда-нибудь становится явным. Я не хочу, чтобы тебя повесили, Дилан.
Дэрин попыталась спорить, но Алек упорно стоял на своем. Он знал правила. Неповиновение командиру в военное время считается изменой и карается смертной казнью.
— Это доктор Барлоу во всем виновата! — рявкнула Дэрин. — Я бы в жизни не догадался, кто ты, не будь она такой пронырливой! Заметь, она тоже помалкивает, но военные никогда не повесят такую мудрилу, как она!
— Конечно не повесят, — согласился Алек. — Во-первых, она не солдат. А главное, она женщина.
Дэрин застыла с открытым ртом. Точно, она совсем забыла! В армии никогда не казнят женщин. Конечно, ее сразу выгонят, лишат всего: корабля, который стал ее родным домом, и самого неба… Но, черт побери, никто не станет вешать пятнадцатилетнюю девчонку!
Губы Дэрин сами расплылись в улыбке.
— Не волнуйся за меня, Алек. У меня есть пара тузов в рукаве.
— Не валяй дурака, Дилан. Это не какое-нибудь твое очередное безумное приключение. Все очень серьезно!
— Все мои приключения были адски серьезными!
— Но я не могу позволить тебе рисковать, — сказал Алек умоляюще. — Многие уже умерли из-за меня, и я не хочу, чтобы ты к ним присоединился. Пошли к капитану, прямо сейчас. Я все ему расскажу.
— Нет, не расскажешь, — возразила Дэрин.
Она чувствовала — Алека не переспоришь: он не поверит, что ей не грозит казнь, пока не узнает правду. И самое странное — она хотела рассказать. Поделиться своим секретом в обмен на его тайну.
— Меня не повесят, Алек, — сказала Дэрин, подходя к нему ближе. — Я тоже вовсе не тот, за кого меня все принимают.
— Что ты имеешь в виду? — нахмурился он.
Дэрин глубоко вздохнула.
— На самом деле я…
