– На пару вопросов ответите? – спросила я.
– Смотря каких. Про начальство бы нежелательно.
– Про постояльцев.
– Сколько угодно, – улыбнулся мужчина и сел с нами за стол.
– Беспокойство доставляют?
– Нет. Прибыль приносят. Жрут столько и с таким аппетитом, будто приехали из блокадного Ленинграда, а не современного Петербурга. Они же к нам от вас пожаловали, если не ошибаюсь?
– Как думаете – зачем?
– Сам голову ломаю. Вроде на полных идиотов не похожи. Сами знаете, какие иностранцы бывают, в особенности те, которых нелегкая заносит в русскую глубинку. По крайней мере, все иностранные граждане, которые раньше заезжали сюда, были идиотами. Эти – нет. Проходимцы. Но вот что ищут? – Он развел руками. – Ума не приложу.
– Девица?
– Мотается по окрестностям. В церкви все заходит. Вроде как молится. Но на верующую не похожа. По погостам ходила. Видели ее. Тут же ничего не скроешь. Но опять же – зачем? Походила, погуляла, села в джип и уехала.
Мы поблагодарили за все и вернулись в номер. Администратор сообщила нам, что недавно звонили от Камаза. Предупредили, что оператора доставят через полчаса. Сытого и опохмелившегося. Можем сразу же ехать снимать. Еще звонили из милиции, сообщали, что с сотрудниками все в порядке, где-нибудь вечером с нами пересекутся.
Пашка имел помятый вид, но это для него не в новинку.
– Как вчера погуляли? – спросила Татьяна.
– Не помню, – честно ответил оператор, и мы втроем на одном из джипов отправились на место раскопок.
Нам даже выделили местного водителя от братвы, знающего все окрестности. Подозреваю, ему также было дано задание за нами следить и слушать наши разговоры.
Немцы с улыбками радостных идиотов сообщили в камеру, что они – кладоискатели-любители. Хобби у них такое. Они хорошо изучили законы России, и вообще они законопослушные граждане, поэтому в случае обнаружения старинного клада заплатят все налоги и будут спать спокойно.
Нам дали снять выкопанные ямы, показали используемые в работе приборы, чувствующие металл на глубине, потом с грустными лицами сказали, что, к сожалению, пока ничего не попалось, но они не теряют надежду.
Затем мы отбыли к дому Шуры, где были встречены с распростертыми объятиями. Змей Татьяна тут же выпустила и просила обитателей дома не бояться. Как она вчера говорила Шуре, они не ядовитые и даже не могут задушить.
Нам ответили любезностью на любезность и сообщили, что дива интересуется иконами и уже вела про них расспросы.
– Что-нибудь купила?
Нам точно могли сказать про одну совершенную ею покупку. У старой бабки. Хотя в этих местах скупщики икон – не новое. Все, что можно, давно увезли. Откуда у бабки завалялась икона для продажи – неизвестно. Насчет посещения погостов сказали, что дива, по всей вероятности, ищет какую-то могилу, потому что внимательно читает надписи на надгробиях, смахивая с них снег. Не может же человек просто так шляться, тем более поздней осенью? Кто ж после Покрова на кладбище ходит?
Нам обещали сообщить, если еще что-то узнают. Затем посоветовали съездить посмотреть на особняки.
Мы поехали. Если часть города, в которой мы уже побывали, оставалась неизменной на протяжении многих лет (не исключаю, что ряд домов появились аж в девятнадцатом веке), лучшие люди явно строились в последние годы. По крайней мере, крестьянин не мог себе представить помещичью усадьбу в готическом стиле со статуями голых баб.
На месте застали большую толпу народа, причем явно состоящую не только из нуворишей, причем народ все прибывал и прибывал. Видимо, новость распространялась быстро. Вот только какая?
– Сейчас узнаем, – сказал наш водитель, высунулся из окна и гаркнул: – Петрович! Эй, Петрович!
Мужик неопределенного возраста с испитым лицом подскочил к нашей машине.
– Что изволите? – спросил чуть ли не с реверансом.
– Случилось чего?
– Гоги Вахтанговича дом обнесли, пока он вчера пьянствовал с ментами и ленинградцами, – тут же бодро отрапортовал Петрович.
– И много сперли? – поинтересовался наш водитель.
– До фига. Он же всякую русскую старину собирал. Вот ее. А менты все с бодуна. Ничего не соображают. Ругаются. Никто ничего не видел и не слышал. Подъезжайте, сами посмотрите.
Но к дому было уже не подобраться – или раздавим народ. Мы вылезли из джипа и тут же были окружены местным населением. Каждый высказывал свою версию случившегося и пытался попасть «в телевизор». Однако, как я успела понять, Гоги Вахтанговича тут любят: работу дает и хорошо платит.
Оперативники заметили нас с Пашкой и Татьяной и вытащили из толпы, потом, защищая с двух сторон, провели в особняк, который по питерским меркам был очень средненьким, в особенности если сравнивать с домом банкира Глинских. Однако не обошлось без башенки, стрельчатых окон и двух статуй в нишах. Львы и ангелочки отсутствовали, как и богиня правосудия, так популярные в Питере.
Местное УВД было представлено опухшими рожами с красными глазами. Даже просто стоя рядом с ними, хотелось закусить.
– Что скажут питерские СМИ? – молвил Николай Михайлович, на которого, признаться, было страшно смотреть. Ему бы сейчас рассольчика да бутылочку холодненького пивка…
– Вопрос к пострадавшему: кто в последнее время появлялся у вас в особняке из тех, кто никогда не бывал раньше?
Гоги Вахтангович, до этой минуты бурно жестикулировавший, одновременно предаваясь горю, его постигшему, вдруг резко замер и уставился на меня.
– Ты кто? – спросил.
Я представилась.
– Точно! – хлопнул себя по толстым ляжкам и бросился ко мне с объятиями. Я слегка прибалдела от таких нежностей, но сказать ничего не успела: меня облобызали. Жаль, не дали полотенца. – Слушай, почему тебя в твоем Ленинграде не кормят? Почему ты такая тощая? Поживи у нас – откормим!
Я с трудом высвободилась из объятий грузина и вопрос свой повторила. Николай Михайлович встрял в нашу беседу и спросил о том же самом.
Бизнесмен перестал бурно выражать эмоции и щупать мои кости, потряс головой и сказал:
– Не могла. Не могла она. Не верю!
– Кто? – тут же приободрился Николай Михайлович.
– Она, – сказал Гоги Вахтангович.
Я назвала паспортные данные дивы.
– Так ты ее все-таки трахнул? – воскликнули одновременно Николай Михайлович и еще несколько мужиков, собравшихся в опустевшей комнате, где раньше висели иконы и стояла разная церковная утварь.
– Трахнул, – кивнул Гоги Вахтангович и вздохнул, словно Атлант, на плечах которого лежит небесный свод.
– А почему молчал?! – взревели одни. – Ну и как она тебе? – спрашивали другие.
– А сколько взяла? – интересовались третьи.
– Вон сколько, – кивнул Николай Михайлович на пустые стены. – Так, Гоги Вахтангович, давай все по порядку. Наши питерские коллеги поприсутствуют, если не возражаешь, а журналисты поснимают.
И Гоги Вахтангович поведал свою грустную историю. Как всем в городе было известно, он любил блондинок. А тут – такая бландынка из бландынок пожаловала! Он ей и цветы, и шоколад, она – ни в какую. Подловил ее наконец на проселочной дороге. Сказал: женюсь! Она ответила: жениться сразу не надо,
