Я представилась, объявила, что прилетела спасать людей, как и обещала, и попросила живых выйти. Опять тишина…
Мне стало не по себе.
Из леса выскользнули фигуры, одетые в белые маскировочные костюмы, и короткими перебежками стали приближаться к дому. По ним никто не стрелял. Взяли они дом без труда. Вскоре одна из фигур в белом вышла на улицу через дверь и махнула нам рукой. Вертолет сел на вытоптанной нами площадке перед домом.
– Что это?! – Вадим в непонимании уставился на почерневшую ванну, так и стоящую все на том же месте. Мы с Пашкой пояснили. В рядах послышались смешки. Один парень покрутил пальцем у виска.
– Прошу, – открыл передо мной дверь командир второго отделения, а сам остался совещаться с начальством и Вадимом.
Пашка приготовил камеру, и мы оказались в доме, где провели столько дней.
За столом в каминном зале на своем традиционном месте в гордом одиночестве восседал вхлам пьяный поэт Олег Владимирович. Рядом стоял один боец. В помещении сильно пахло перегаром. Так у Пашки бывает по утрам, когда я приезжаю его будить после пьянки с сотрудниками МВД или морга, его обычными собутыльниками. На столе перед поэтом возвышалась наполовину опорожненная бутылка со светлой мутноватой жидкостью без опознавательных знаков. Рядом лежал внушительный обгрызенный кусок колбасы, вроде бы домашнего копчения, и армейские сухари. Под столом валялись две такие же пустые бутыли.
– Это откуда взялось? – спросила я, не здороваясь.
Поэт оторвал мутный взор от пачки бумаги, лежавшей перед ним, сфокусировался на мне и воскликнул:
– Юля, а ведь он не обрезанный!
В этот момент в каминный зал как раз заходил Вадим с командиром отряда боевиков.
– Вы это о чем? – Вадим странно посмотрел на меня. Пашка заснял поэта с натюрмортом. Может, продадим потом киношникам, снимающим фильмы ужасов.
– О негре-мусульманине, перешедшем в христианство, – ответил Олег Владимирович.
– Белая горячка, – пробурчал себе под нос боец, стоявший рядом с ним.
Поэт услышал и погрозил ему пальцем.
– Нет, молодой человек. Я все сам видел, только забывал Юле сказать. А ведь это важно, да?
– Да, Олег Владимирович, – кивнула я. – А где остальные?
Поэт развел руками.
– А закуска откуда взялась? И бутыль?
– Нашел. Самогон нужен для вдохновения. Я много написал за это время. Давайте я вам почитаю. А где Артур? Я хочу, чтобы он исполнил песню на мои стихи. Я когда писал, видел перед собой его образ…
– Кстати, как там супермегазвезда? – поинтересовалась я у Вадика.
Высоцкий посмотрел на одного из соратников. Тот сообщил, что девушки из общежития разорвали пиджак, фуфайку, пуссер и противогаз на мелкие кусочки и забрали себе в качестве сувениров. Остальные вещи не растащили, потому что не могли оставить Артура голым в сибирском холоде.
Мы с Пашкой покатились со смеху и пояснили, что фуфайка Татьянина, пуссер – мой, пиджак – Пашкин, а противогаз мы нашли в брошенной БРДМ. Я как раз поинтересовалась, откуда она взялась на поле. Никто ответа не знал, но ребята сообщили, что в России вдоль дорог много всякого хлама валяется.
В настоящее время супермегазвезда Артур Небосклонов должен уже находиться в гостинице и принимать поклонниц. Он также строго-настрого предупрежден не говорить обо мне худого слова. В любом случае рядом с ним дежурят надежные люди, которые за этим проследят и наставят счастье миллионов на путь истинный, если он с него вдруг собьется.
Тем временем со второго этажа спустились четверо бойцов и сообщили, что там находятся два «полутрупа».
– Живы?! – воскликнула я, потом добавила: – А почему два?
Мы проследовали наверх, и я увидела пилота в еще более плачевном состоянии и бледного как смерть пузатенького Арсения, на лбу которого выступила испарина. Грудь Арсения была неумело перевязана.
Я бросилась к нему.
– Юля… – произнес он с трудом. – Прилетела… Надя в тайнике, где дрова… Всех остальных… убили…
– Вадик! – резко повернулась я к Высоцкому. – Арсения к врачу надо! И пилота! Надо постараться их спасти!
Вадим стоял со странным выражением лица. Признаться, я не могла разобрать, какая эмоция в нем перевешивает. По-моему, это все-таки был гнев. Но мне сейчас, признаться, было не до Вадима. Мне очень хотелось, чтобы Арсений выжил. Хотя бы Арсений!
– Кто убивал, еще здесь? – быстро спросил командир отряда боевиков.
– Нет… – прошептал Арсений. – Только Надя… Спасите Надю…
Вадим отдал приказ загружать раненых и пьяного поэта в вертолеты и доставить Арсения с пилотом в городскую больницу, а поэта к нему в особняк. С поэтом будет особый разговор после того, как протрезвеет.
– Тогда мы улетаем? – уточнил командир второго отделения.
– Подождите чуток, нужно все вокруг обследовать. В домике за рекой были?
– Да. Никого.
– Пойдемте за Надеждой, – позвала я. – Если она жива, то расскажет, что здесь произошло.
Вадим остался в доме, с нами с Пашкой отправил командира второго отделения и его бойцов.
Бойцы только хмыкали при осмотре пристроек и даже отведали капусты, которой мы питались все эти дни. Наибольшее впечатление на всех произвели выдержки из устава, развешанные по всему дому. Бойцы никак не ожидали их увидеть в таком месте.
– Надька! – крикнула я рядом с местом тайника, которое как раз перед нашим отлетом собирались обустраивать мужики. Сама я результатов тогда посмотреть не успела, но помнила, что Резо предложил использовать дровяной сарай. Может, и остальные наши там?
За дровами послышалось шевеление.
– Надька, голос подай!
– Я это, Юля. Помогите дрова разобрать.
Мужики тут же бросились на помощь, дрова не разобрали, а развалили и Надьку извлекли на свет божий. Выглядела она весьма потрепанно, глаза были красные, видимо, много ревела.
Девчонка бросилась мне на шею и горько разрыдалась. Пашка весь процесс снимал на пленку, стараясь только, чтобы лица бойцов не попадали в кадр.
– Успокойся, успокойся, – гладила я Надьку по спине. – Все закончилось. Сейчас полетим к людям. В вертолете хлеб есть.
Я еще утром попросила домработницу Вадима дать нам с собой сухой паек для изголодавшихся по черному хлебу людей. Она сообщила, что сухой паек для всех бойцов приготовлен и будет загружен в вертолеты. Для этого есть специальные люди. Но я все равно попросила дать буханку черного хлеба, от которого мы с Пашкой в вертолете съели по горбушке. Мы так пока его и не наелись.
– Девушка, а где остальные? – подал голос командир отделения.
Надька оторвалась от меня и посмотрела на мужика заплаканными глазами.
– Убили всех. Арсений только живой остался, я его нашла, перевязала, и мы с поэтом его наверх подняли, в кровать… – Надька опять всхлипнула. – Они всех порешили.
– А вы где находились в то время? – уточнил командир отделения.
– Я в лес убежала. Мне Резо сказал, чтобы выходила только к тебе, Юля, а когда кто-то прилетать будет, пряталась. Потом, когда те негодяи улетели, я тут все обустроила, чтобы быстро прятаться, а то в лесу холодно сидеть… Они про этот тайник не успели узнать.
– Кто такие «они»? – спросила я. – Кто убивал, Надя?
– Эти два негодяя – Костя с Димой, которые на вертолете прилетели. Помнишь, Юля? Их приятели их бросили, а потом вернулись. Мы с Резо в лес побежали. Он сказал, чтобы я возвращалась в дом, только
