— Ну ладно, — сказал Майкл Салливан. — Мы едем на Гудзон, я там знаю один подходящий причал. Как приедем туда, я сделаю несколько снимков — чтобы твои приятели потом полюбовались. Я хочу сделать им самое серьезное предупреждение, которое, надеюсь, они правильно поймут — чтобы оставили в покое меня и мою семью. — Тут Салливан приложил палец к губам. — Все. Никаких больше разговоров, — сказал он. — А то я уже начинаю тебя немножко жалеть, Младший, а мне этого вовсе не хочется.
— Да мне плевать, что ты там чувствуешь!.. — И вдруг осекся: это Салливан пырнул его в живот выкидным ножом, всадил лезвие по самую рукоятку, а потом медленно вытащил.
— Это тебе для начала, — произнес он странным, словно потусторонним шепотом. — Это я просто разминаюсь.
Потом Мясник слегка поклонился.
— Вот такой я, чокнутый.
Глава 101
Мы с Сэмпсоном вернулись в машину и продолжали ждать возвращения Мясника. Мы уже минуты считали. Рано или поздно — он ведь должен вернуться. Но его не было, а мы очень устали, замерзли и, откровенно говоря, были страшно разочарованы.
Около половины восьмого показался посыльный из пиццерии «Папа Джон». У меня засосало под ложечкой — пицца, но не нам.
— Давай поговорим о чем-нибудь, — предложил Сэмпсон. — Чтобы о еде не думать. И о холоде.
— Я снова вспоминал Марию, пока тут сидел, — сказал я, продолжая наблюдать за длинноволосым парнишкой из пиццерии. Тот отдал пакет и ушел. Я подумал, что Салливан может использовать этого посыльного, чтобы передать записку жене. А вдруг так только что и произошло? А мы сидим и ничего не можем предпринять. — То, что происходило в последние месяцы, заставило меня многое вспомнить, — продолжал я. — Я-то считал, что уже достаточно погоревал. А оказывается, нет. И психоаналитик считает, что нет.
— Ты тогда был занят детьми. Может, ты был так загружен, что на чувства тебя уже не хватало. Я же помню, какой ты был, я к тебе часто заезжал по вечерам. Ты тогда вообще не спал. Работал, работал, работал. Старался быть хорошим отцом. Помнишь, у тебя еще начался нервный тик?
— Теперь вспомнил.
У меня тогда, после смерти Марии, некоторое время жутко дергалась щека. Врач-невролог из Медцентра Джонса Хопкинса сказал, что это может со временем пройти, а может продолжаться долгие годы. Это расстройство продолжалось чуть больше двух недель и помогло мне, как ни парадоксально, в работе. Задержанные тряслись от страха, когда я их допрашивал в «обезьяннике».
— Ты же тогда только и думал, как поймать убийцу Марии, Алекс. Именно тогда ты и стал настоящим детективом. Во всяком случае, я так считаю. Именно тогда ты научился сосредоточиваться на главном. Вот так ты и стал Победителем Драконов.
Я чувствовал себя так, словно оказался в исповедальне. А Джон Сэмпсон — мой духовник.
— Я хотел забыть о ее убийстве, отрешиться, не думать о нем все время, поэтому, наверное, и навалил на себя массу дел. И дети на мне, и работа.
— Так ты и теперь тоскуешь? И все еще не прошло? Или почти прошло?
— Честно? Не знаю, Джон. Сам пытаюсь понять.
— А что, если мы и на этот раз не поймаем Салливана? Если он опять от нас уйдет? Или уже ушел?
— Думаю, мне все равно будет немного легче. Да, Мария умерла. — Я замолчал. — Не думаю, что это была моя вина. Ну что я мог сделать, когда в нее попала пуля?
— Да… — протянул Сэмпсон.
— Да… — эхом повторил я.
— Но до конца ты в этом не уверен, так?
— Не на все сто. — Я засмеялся. — Может, если мы поймаем его сегодня… Может, если я вышибу ему напрочь мозги. Вот тогда мы точно будем в расчете.
— За этим мы сюда и явились, мой милый! Чтобы вышибить ему мозги!
Тут в боковое окно машины кто-то постучал, и я потянулся за пистолетом.
Глава 102
— А этот что тут делает?! — спросил Сэмпсон.
Рядом с машиной, с моей стороны, стоял не кто иной, как Тони Муллино. Действительно, как он здесь оказался, в Монтоке?
Я медленно опустил стекло, рассчитывая это выяснить.
— А вместо меня тут мог оказаться Салли, — сказал Тони, склонив голову набок. — Тогда вы оба были бы уже трупы, если бы это был он.
— Нет, это ты был бы труп, — сказал Сэмпсон. Он медленно улыбнулся Муллино и показал ему свой «глок». — Я уже давно заметил, что ты сзади подходишь. И Алекс тоже.
Я его не видел, но было приятно сознавать, что Сэмпсон по-прежнему меня прикрывает, потому что сам я, наверное, слегка расслабился — а такое может кончиться пулей в спину. Или чем-нибудь похуже.
Муллино потирал руки от холода.
— Холодина нынче, как на полюсе, — сказал он. Подождал, потом повторил: — Я говорю, что холодрыга стоит дикая, так недолго и в ледышку превратиться.
— Давай в машину, — сказал я. — Залезай.
— Обещаешь не стрелять нам в спину? — спросил Сэмпсон.
Муллино поднял обе руки — на лице его было искреннее удивление и тревога. Впрочем, понять его было трудно.
— У меня даже оружия нету, ребята. В жизни никогда ничего такого не было.
— А может, и следовало бы заиметь. С такими дружками, как у тебя, — заметил Сэмпсон. — Тут есть над чем подумать, братец.
— О'кей, братец, — ответил Муллино и нехорошо засмеялся. И я сразу вспомнил, кто он такой на самом деле.
Он открыл заднюю дверцу и забрался внутрь. Вопрос все еще оставался без ответа: зачем он появился здесь и что ему нужно?
— Он не вернется? — спросил я, как только он захлопнул заднюю дверь, перекрыв доступ холоду. — Так или нет?
— Не-а, не вернется, — ответил Муллино. — Он и не собирался.
— Ты его предупредил? — спросил я. Я наблюдал за Муллино в зеркало заднего вида. У него сузились глаза, в них появилось беспокойство и неуверенность — что-то с ним было не так.
— Мне и не нужно было его предупреждать. Салли всегда полагается только на самого себя, и это у него неплохо выходит. — Он говорил тихо, почти шепотом.
— Ну еще бы, — заметил я.
— Так что произошло, Энтони? — спросил Сэмпсон. — Где теперь наш мальчик? И почему ты здесь?
Голос Муллино звучал так, словно доносился из-под воды. Я сначала даже не разобрал, что он сказал.
Сэмпсон тоже.
— Повтори погромче, — сказал он и повернулся назад. — Слышишь? Прибавь-ка уровень звука.
