не подозревал, что судьба готовит мне куда больший, чем удачная продажа, сюрприз. Это произошло в самый критический день, когда я решил посетить последний бар, и, независимо от результата, оставить это коммерческое предприятие…
Открываю дверь и с залитой солнцем улицы попадаю в полутёмный холл. Поднимаюсь по лестнице на второй этаж, захожу в бильярдный зал. Возле игровых столов стоят здоровые, в основном бритоголовые парни немного старше меня.
Они все сразу принимаются хмуро осматривать мою персону. И от такого внимания становится как-то не по себе. Начинает казаться, что куда-то не туда попал. Уж больно недружелюбными буравчиками вонзились в меня семь-восемь пар глаз, и гробовая тишина только подтверждает нежелательность моего присутствия здесь.
Неожиданно парни оглядываются, а потом расступаются. Из-за их спин выходит сухонький седой старичок в чёрном костюме и с чёрной тростью. На его руках много колец с драгоценными камнями, его туфли сверкают блеском чистой лакированной поверхности, и поверх облаченной в «водолазку» груди, на шее висит крупная золотая цепь. Но у старика улыбающиеся глаза. Весёлые и с задоринкой. От его взгляда мне становится легче. Я улыбаюсь старику, а он — мне.
Тут здоровые ребята вокруг стола перестают пялиться на меня. Они глядят друг на друга.
— Кто его впустил? — слышу я их возгласы.
— Как он сюда попал? — доносятся до меня их недоумевающие вопросы.
«Как, как? Через дверь, вот как», — думаю я, понимая, что ненароком заявился на какую-то закрытую встречу, и что сейчас меня начнут выпроваживать. И точно — двое бритоголовых направляются ко мне со словами:
— Послушай, браток. Тут сегодня закрыто, завтра будешь иг…, — они осекаются, видя, как старик жестом останавливает их. Они замолкают на полуслове и больше не двигаются с места.
Старик осматривает меня и по-прежнему улыбается.
— Что ты хотел, сынок? — спрашивает он.
Немного растерявшись от сложившейся обстановки, я всё же выдавливаю из себя:
— Я… я хотел продать кий.
— Кий? Интересно, интересно.
— Да, кий… — тут я прихожу в себя и уже в который раз произношу речь, призванную показать, какой же чудо-кий я принёс на продажу, какими же необыкновенными достоинствами он обладает, какой знаменитый мастер делал его, и так далее, и тому подобное. Кий действительно выполнен мастерски, но я всё же приукрашиваю мастерство его создателя, вдохновляясь тщетностью предыдущих попыток продажи и мыслью о том, что эта попытка наверняка ничем не отличится от прочих. Такая мысль делает меня равнодушным к результатам мой речи, мне просто хочется сказать всё, что я должен сказать, а затем со спокойной совестью и с мыслью — «не судьба», забрать кий и удалиться восвояси. Но мое вдохновение, похоже, подействовало на собравшихся. Я слышу:
— Ну-ка, ну-ка, покажи свой кий.
— Дай-ка, я посмотрю.
— Какое дерево? Из чего ручка? — меня засыпают вопросами, более существенными для продажи, чем все остальные, которые я слышал за время своего адлерского комивояжерства. Один бритоголовый здоровенный верзила долго рассматривает ручку кия, интересуется, крепкое ли дерево, а потом спрашивает:
— А если им по башке е…, не сломается?
Я растерянно смотрю на верзилу, а старик отвечает ему за меня:
— Это же кий, а не монтировка. Кием нормальные люди играют. В бильярд. Понимаешь меня, сынок?
Все смеются. Потом другой бритоголовый говорит, обращаясь ко мне:
— Давай посмотрим на твой кий в действии. Сыграешь со мной партию?
— Но я не умею играть, — отвечаю я.
Ребята переглядываются и один из них спрашивает:
— Что же ты? Продавать — продаёшь, а играть — и не умеешь?
Я пожимаю плечами в ответ…
После непродолжительного молчания старик ставит свою трость к стене, берёт мой кий и спокойно предлагает:
— Ну, кто против меня?
Один парень соглашается играть с ним, но после недолгой борьбы старик выигрывает партию.
Он ещё некоторое время изучает кий, улыбается мне опять и прибавляет:
— Хорошая работа. Я беру.
С этими словами он достает из кармана пачку банкнот. Я вспоминаю, что ни разу не зарекался о цене. Но старик и не спрашивает о ней. Он отнимает от пачки пять купюр и протягивает их мне. Это зеленые бумажки. Доллары! Старик расплачивается стодоллоровыми купюрами. Он даёт в десять раз больше того, что я собирался запросить! Он всё также улыбается.
— Хватит для раскумарки? — осведомляется он.
Удивленно моргая, я смотрю то на него, то на деньги, которые он положил в мою руку.
— Для рас… — чего? — переспрашиваю я.
Опять все смеются, но уже над моим удивлением. А старик тепло улыбается. И я улыбаюсь. До меня смутно начинает доходить, что произошло. Вот удача! Я не верю своим глазам…
Окрылённый удачей, радостный и счастливый, я выхожу из полутёмного бара на улицу. Улица всё также утопает в солнечных лучах. Но свет солнца стал каким-то блёклым — как если бы небольшое перистое облако прикрыло светило в небе. Смотрю на небо, но не вижу никаких облаков. Чистое голубое небо. Точнее — голубое оно ближе к горизонту, но на большом расстоянии вокруг солнца оно просто золотое. И свет слабый, как зимой. Замечаю, что окружающих тоже интересует такая надземная аномалия — все они глядят вверх. Наблюдают солнце через какие-то стёклышки.
«Ах, да! — вспоминаю я. — Сегодня же затмение, про которое все так много говорили. Парад планет сегодня. А я и забыл совсем».
И стёклышка у меня нет, а без него ничего не видно, как близорукому без очков. А посмотреть так хочется…
Иду по площади, задрав голову, обозревая слои атмосферы и натыкаюсь на группу детей. Они по очереди глядят на солнце сквозь чёрное стекло. Улыбаются все…
— А можно и мне потом посмотреть? — спрашиваю я у них. Дети оборачиваются, и несколько пар сияющих взглядов с интересом обращаются ко мне.
— Конечно, можно, — говорит одна девочка и отдаёт мне стекло.
Дети, замерев, беззвучно следят за мною, но не хмуро и угрюмо, как эти бритоголовые из бара, а ласково и приветливо. Их семеро — три мальчика и четыре девочки. Самому младшему из них лет шесть; самой старшей на вид около шестнадцати. Они одеты в простую, даже поношенную одежду, у многих — босые ноги. Одежда делает их похожими на местных сорванцов, даже на босяков, и все же их внешний вид не назовёшь иначе, как цветущим. Да, цветущим! Дети сияют счастьем и здоровьем, и такое сияние столь редко для наших улиц, что многие прохожие невольно задерживают взгляды… Особенно часто — на двух самых старших девочках, которые, помимо всего прочего, привлекают внимание необыкновенной красотой…
Ой… Их красота, действительно, необыкновенна… Стройные фигуры, прелестная кожа, ангельские черты, длинные пышные волосы… У одной — золотые, как спелые колосья пшеницы, у другой — каштановые… Но более всего поразительны глаза… Вы знаете, подобные глаза, наверное, невозможно увидеть в наших городах, ну, разве что, очень редко… Такие глаза мгновенно располагают к себе любого, кто в них посмотрит. Даже самого мрачного они заставят улыбнуться, даже самого злого — стать мягче и нежнее. И только потому, что там — в этих светящихся глазах, собрана чудесная доброта… Любовь… Что-то ещё, что-то такое… такое… Не знаю, как сказать… Не знаю…
У златовласки глаза серо-голубые, у её подруги… Ой!… Какие знакомые, тёплые, ласковые глаза у
