Так и виляет. Потом он своею бархатной лапкойНачал усастое рыльце себе умывать. ОблилосяРадостью сердце мое, и я уж сбирался покинутьЩелку, чтоб с милым зверком познакомиться. Вдруг зашумелоЧто-то вблизи; оглянувшись, так я и обмер. Какой-тоСтрашный урод ко мне подходил; широко шагая,Черные ноги свои подымал он, и когти кривыеС острыми шпорами были на них; на уродливой шееДлинные косы висели змеями; нос крючковатый;Под носом трясся какой-то мохнатый мешок, и как будтоКрасный с зубчатой верхушкой колпак, с головы перегнувшись,По носу бился, а сзади какие-то длинные крючья,Разного цвета, торчали снопом. Не успел я от страхаВ память прийти, как с обоих боков поднялись у уродаСловно как парусы, начали хлопать, и он, раздвоившиОстрый нос свой, так заорал, что меня как дубинойТреснуло. Как прибежал я назад в подполье, не помню.Крыса Онуфрий, услышав о том, что случилось со мною,Так и ахнул. «Тебя помиловал бог, — он сказал мне, —Свечку ты должен поставить уроду, который так кстатиКриком своим тебя испугал; ведь это наш добрыйСторож петух; он горлан и с своими большой забияка;Нам же, мышам, он приносит и пользу: когда закричит он,Знаем мы все, что проснулися наши враги; а приятель,Так обольстивший тебя своей лицемерною харей,Был не иной кто, как наш злодей записной, объедалоКот Мурлыка; хорош бы ты был, когда бы с знакомствомК этому плуту подъехал: тебя б он порядком погладилБархатной лапкой своею; будь же вперед осторожен».Долго рассказывать мне об этом проклятом Мурлыке;Каждый день от него у нас недочет. Расскажу яТолько то, что случилось недавно. Разнесся в подпольеСлух, что Мурлыку повесили. Наши лазутчики самиВидели это глазами своими. Вскружилось подполье;Шум, беготня, пискотня, скаканье, кувырканье, пляска, —Словом, мы все одурели, и сам мой Онуфрий премудрыйС радости так напился, что подрался с царицей и в дракеХвост у нее откусил, за что был и высечен больно.Что же случилось потом? Не разведавши дела порядком,Вздумали мы кота погребать, и надгробное словоТотчас поспело. Его сочинил поэт наш подпольныйКлим, по прозванию Бешеный Хвост; такое прозваньеДали ему за то, что, стихи читая, всегда онВ меру вилял хвостом, и хвост, как маятник, стукал.Всё изготовив, отправились мы на поминки к Мурлыке;Вылезло множество нас из подполья; глядим мы, и вправдуКот Мурлыка в ветчинне висит на бревне, и повешенЗа ноги, мордою вниз; оскалены зубы; как палка,Вытянут весь; и спина, и хвост, и передние лапыСловно как мерзлые; оба глаза глядят не моргая.Все запищали мы хором: «Повешен Мурлыка, повешенКот окаянный; довольно ты, кот, погулял; погуляемНынче и мы». И шесть смельчаков тотчас взобралисяВверх по бревну, чтоб Мурлыкины лапы распутать, но лапыСами держались, когтями вцепившись в бревно; а веревкиНе было там никакой, и лишь только к ним прикоснулисьНаши ребята, как вдруг распустилися когти, и на полХлопнулся кот, как мешок. Мы все по углам разбежалисьВ страхе и смотрим, что будет. Мурлыка лежит и не дышит,Ус не тронется, глаз не моргнет; мертвец, да и только.Вот, ободрясь, из углов мы к нему подступать понемногуНачали; кто посмелее, тот дернет за хвост, да и тягуДаст от него; тот лапкой ему погрозит; тот подразнитСзади его языком; а кто еще посмелее,Тот, подкравшись, хвостом в носу у него пощекочет.Кот ни с места, как пень. «Берегитесь, — тогда нам сказалаСтарая мышь Степанида, которой Мурлыкины когтиБыли знакомы (у ней он весь зад ободрал, и насилуКак-то она от него уплела), — берегитесь: МурлыкаСтарый мошенник; ведь он висел без веревки, а этоЗнак недобрый; и шкурка цела у него». То услыша,Громко мы все засмеялись. «Смейтесь, чтоб после не плакать, —Мышь Степанида сказала опять, — а я не товарищВам». И поспешно, созвав мышеняток своих, убраласяС ними в подполье она. А мы принялись как шальныеПрыгать, скакать и кота тормошить. Наконец, поуставши,Все мы уселись в кружок перед мордой его, и поэт нашКлим, по прозванию Бешеный Хвост, на Мурлыкино пузоВзлезши, начал оттуда читать нам надгробное слово,Мы же при каждом стихе хохотали. И вот что прочел он:«Жил Мурлыка; был Мурлыка кот сибирский,Рост богатырский, сизая шкурка, усы как у турка;Был он бешен, на краже помешан, за то и повешен,Радуйся, наше подполье!..» Но только успел проповедникЭто слово промолвить, как вдруг наш покойник очнулся.Мы бежать… Куда ты! пошла ужасная травля.Двадцать из нас осталось на месте; а раненых втроеБолее было. Тот воротился с ободранным пузом,Тот без уха, другой с отъеденной мордой; иномуХвост был оторван; у многих так страшно искусаны былиСпины, что шкурки мотались, как тряпки; царицу ПрасковьюЧуть успели в нору уволочь за задние лапки;Царь Иринарий спасся с рубцом на носу; но премудрыйКрыса Онуфрий с Климом-поэтом достались МурлыкеПрежде других на обед. Так кончился пир наш бедою».. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .