Том 4. Одиссея. Проза. Статьи

Враг за гибелью притек!
Смерть ему от росса дань!
Жертвой рок его нарек!
Прочь покоем наслажденье!
Там отчизна! Там наш царь!
Братья, руки на олтарь!
Клятва: смерть или спасенье!
Мы ль на жертву предадим
Вас, славян отцы священны?
Мы ль врага не потребим
От отчизны ополченны?
Росс! И щит и меч во длань, и пр.

Пришли мне братнины стихи^* печатные. Я их отдам Кашину, чтобы сделал на них польский.

4. <Начало июля 1807, Белев>*

Я получил оба твои письма, любезный друг Александр, одно из Бартенштейна, надписанное на мое имя, другое из Тильзита^*, писанное к Костогорову и присланное мне Соковниным^*. Очень благодарю тебя за твою дружбу и желал бы, чтобы ты чаще давал об ней знать своими письмами, которых, однако, не имею права требовать, потому что моя лень обратилась в совершенную болезнь и писать письма к кому бы то ни было теперь есть для меня несчастие. Несмотря на лень, берусь за перо и пишу к тебе. Я в Белеве, с новым планом, по своему обыкновению, и с совершенною неизвестностию, исполнится ли этот план когда-нибудь. Хочу выдавать на будущий год «Вестника Европы»^*. Каченовский отказывается, и мои прелиминарные условия с нашим любезным благоприятелем Максимусом Ивановичем сделаны^*. Теперь начинаю готовить пиесы^*; но так как я довольно мало на себя надеюсь и даже боюсь своей лени, то, любезный друг, не худо будет, если ты постараешься помочь мне. Ты теперь имеешь довольно пособий и источников; тебе известна хорошо немецкая литература, следовательно ты можешь назначить мне: что и где находится годного и нового или старого, но еще не известного, в немецких книгах. Ты теперь в таком месте, которое очень интересно^* по настоящим обстоятельствам. Записывай, что видишь и слышишь; такого рода записки могут занять хорошее место в моем будущем журнале. Еще: твое «Путешествие по Европе» не напечатано^* и, может быть, не приведено в порядок. Если есть в тебе довольно духу и твердости, то постарайся его обработать и приготовь к будущему году. Ты в связи со многими людьми, которые могут иметь в своих портфелях какие-нибудь важные рукописи, которые очень бы мне пригодились: например, я желал бы иметь записки Кантемира о его посольстве^*, которых нет печатных. Нет ли еще каких-нибудь подобных записок? Одним словом, ты имеешь много случаев доставать и слышать любопытные вещи, и если по дружбе своей ко мне возьмешься снабжать мой журнал ими и станешь ревностно доставлять мне все важное и достойное замечания и напечатания, то я буду тебе благодарен от всего сердца. По части политики снабжай меня, если будешь иметь время, сочинениями или переводами или по крайней мере назначай мне достойные помещения пиесы, то есть сказывай, в каком сочинении их отыскивать. В последнем случае не нужно будет тебе и письма писать, только напиши в двух строках: такая-то пиеса в такой-то книге хороша; это будет для меня весьма выгодно: спасет у меня много времени. Нет ли чего в бумагах братниных? Я думаю, некоторые статьи из его журнала^*, писанные в чужих краях, могли бы годиться. Одним словом, будь моим ревностным помощником и побуждай лентяя Блудова, когда опять с ним сойдешься, помогать мне. Если же паче чаяния не войду в издание журнала, то приезжаю в Петербург и вхожу в службу. Теперь еще одна просьба, любезный друг, на которую, конечно, не получу отказа. Постарайся справиться хорошенько об одном бывшем пансионере, которого и ты, я думаю, знаешь, Проташинском^*. Он служит в гвардии, в Измайловском (кажется) полку, ундер-офицером. Думаю, что он уже был в сражении. Что с ним сделалось, жив ли он и в каких он обстоятельствах? Если ему нужна помощь и протекция и если ты можешь и то и другое доставить, то я уверен, что без моей просьбы все полезное для него сделаешь. Если найдешь его, то заставь его, пожалуйста, написать о себе к своим родным. И я и многие будем тебе за это благодарны. Прости, любезный друг, не забывай посреди шуму и хлопот своих друзей, которые проводят свои дни смиренно и не шумно. Желаю искренно, чтобы все твои планы и желания исполнялись лучше моих. Не забудь написать о своем приезде в Петербург. Я еще не видал твоей матушки, потому что уехал из Москвы за полторы недели до ее приезда. Наш добрый Леман умер^*; я видел его перед своим отъездом: он страдал и желал смерти, которой и я пожелал ему, видя его страшное мучение, хотя горестно видеть смерть такого человека, который мог бы прожить еще долго и по своему прекрасному характеру достоин был долговременнейшей и лучшей жизни. Adieu. Твой навсегда Ж. Поклонись от меня Гагарину^*. А тебе кланяется Лодер^*, который лечил мою руку. Я поехал было с Блудовым в Оренбург, хотел видеть некоторую часть православной Руси, но в двадцати верстах от Москвы наша коляска была опрокинута; я ушиб руку; Блудов здоров и теперь странствует один.

5. Белев, 15-го сентября 1809*

Сначала буду отвечать тебе на последнее твое письмо от 31 августа, любезнейший друг. Ты спрашиваешь, какое содержание того письма, которое было от меня тебе послано и тобою не получено, и что нужно по нем исполнить? Содержание его для меня важно, но исполнение по нем можешь сделать во всякое время. Я писал в такую минуту, когда для меня необходимо было к тебе писать, и просил тебя, чтобы ты меня уверил, что твои слова! «Ты забыл меня совершенно», написанные тобою в заключении одного из стародавних и, NB,[19] последних твоих писем, были не иное что, как только слова, без всяких мыслей написанные, что ты уверен в моей истинной к тебе дружбе, которая ни на минуту не ослабевала, а, право, со времени минутного нашего свидания с тобою в Москве удвоилась. Получить от тебя такое драгоценное для меня уверение было мне нужно, и я очень сожалею, что письмо мое потеряно: уверен, что его не донесли на почту, ибо я писал из чужой деревни, в которой останавливался, проезжая в Орел. Так тому и быть! Но что отсрочено, то не потеряно! Ты и теперь можешь сделать мне ответ на мою задачу. Я писал к тебе еще (что повторяю и теперь и что надеюсь повторять по самую смерть), что я желаю, чтобы наша дружба с тобою была не одною только мыслию, но делом, и главным делом жизни, что нам надобно воспользоваться жизнию вместе, и не только знать, но и вместе чувствовать на опыте, что мы друзья, следовательно иметь всегда в виду, что мы со временем будем вместе и будем стараться друг другу доставить то счастие, которого напрасно искали в других местах (по крайней мере это могу сказать о себе: я еще не знаю, что такое счастие, выключая разве только те минуты, когда пишешь; но это минуты). На все это ожидать ответа надобно с нетерпением; потому-то я и написал, что ты должен был отвечать на письмо мое; но это-то письмо именно и пропало. Досадно, а нечего делать.

Я уже отпел панихиду политике^* и нимало не