увязли в стволе дерева, напоенного соками, срезав толстый пласт коры.
Капрал пустил очередь наугад. Он услышал, как враг убегает, услышал приглушенный топот ног по пружинящей дернистой почве и треск раздвигаемых сухих веток.
Наруг бросился вдогонку. Он бежал не следом, а пытался обогнать врага, отрезать ему путь. Он прислушивался к отзвукам. Немец торопливо продирался вперед. Он еще дважды выстрелил для острастки.
Оба все больше отдалялись и исчезли в зарослях среди старых сосен.
– Я тебя не выпущу, – кусал губы Наруг, лавируя среди молодых колышущихся осинок. Листья вокруг него трепетали будто в тревоге. По ним скользили солнечные блики.
Залевский услышал стрельбу в глубине леса. Он кинулся туда. Но все опять затихло, и он сбавил шаг, выбирая более удобный путь. Тыльной стороной ладони он смахивал паутину, которая облепляла лицо.
– Hande hoch![6] – обрушилось, как удар прикладом.
Он замер, медленно поднял руки. Автомат болтался на плече – прежде чем он сорвет его, немец изрешетит ему спину.
Из кустов вылез старый солдат с насмешливой миной. Остановился, почти упираясь в Залевского автоматом, и тогда тот, зажав самый конец ствола под мышкой, вырвал оружие из его рук и отскочил в сторону.
– Ну, твое счастье, что я не ранил тебя в живот, – облегченно вздохнул Залевский, разглядев знакомое лицо. – Хороши шуточки!
– Да ведь ты шел как на прогулку, за полкилометра тебя слышно. Чуть мне руку не сломал, – он потер намятую мышцу.
– Я спешил вам на помощь. Что произошло? – Залевский повел дулом в глубину леса.
– По проводу мы добрались до бункера. Там была рация. Часового пришлось прикончить, остальных выгребли, как раков из норы. Наши еще возятся там – взваливают все хозяйство на пленных… А где Войтек?
– А черт его знает. Он меня прогнал, и я ушел.
– Ты наступил ему на мозоль?
– Я шлепнул немца. А Войтек хотел взять его в плен. Но тотчас появился второй и сразу сдаваться.
– Почему же ты ушел? Войтека оставлять одного нельзя было. Откуда ты знаешь, что таится за тем кустом?
Залевский невольно поднял автомат. Лес молчал. Но им показалось, что издали доносятся голоса, звуки шагов. Да, это сержант Валясек конвоировал пленных.
– Слушай, а что за парень этот капрал? Чего он так задается?
– Наруг?
– Ну, да.
– Его все у нас любят. В лесу прошмыгнет, как лис, и мигом, как курицу, придушит немца, так что тот и охнуть не успеет. А какой разведчик! Партизан, – добавил старый солдат, словно этим все было сказано. – Два года в Армии Людовой[7] орудовали под Скаржиском.
– Поэтому сразу и невзлюбил меня. Не нравятся ему аковцы. Он поверил, будто мы сидели на корточках, точно зайцы, «взяв оружие к ноге», – горько пошутил Залевский.
– Почему на корточках?
– Потому что у нас были в основном пистолеты, и, чтобы взять их к ноге, нам приходилось сидеть на корточках.
Поджав губы, он посмотрел в глаза собеседнику, как бы ища вызова, но тот только пожал плечами.
– Было и прошло. Чего ради искать врагов, если у нас есть один – самый заклятый враг. Слышишь, как его молотят русские? Он уперся на Одре и не думает отступать.
До них доносились как бы отголоски грозы, разразившейся где-то у горизонта. Это уже говорил фронт.
– А ты пойми Войтека: всю его родню немцы уничтожили, а деревню сожгли за то, что крестьяне помогали партизанам.
Из лесу показались солдаты, конвоировавшие пленных, которые тащили на себе рацию. Солдаты оживленно переговаривались, будто возвращались с удачной охоты. Они курили трофейные сигары.
– А где капрал? – забеспокоился Валясек.
– Он остался возле вышки, немца поджидает, – ответил Залевский.
– Тогда отправляйся туда, передай ему, чтобы возвращался прямо в деревню.
– Но ведь он хотел остаться один… Приказал мне…
– Теперь я даю тебе новый приказ. Отправляйся за капралом!
– Слушаюсь! – Залевский небрежно отдал честь и, пригнувшись, скрылся за ветвями молодого сосняка. Но, наученный недавним происшествием, он снял с плеча автомат, поставив его на боевой взвод.
Он подражал Наругу и шел вперед все увереннее. Его злило, если он случайно задевал плечом ветку. Посвистывали птицы. Было спокойно.
Возле триангуляционной вышки лежал ничком мертвый немец, а чуть дальше – палка с привязанным к ней платком… Залевский поднял голову. В вышине, на фоне медленно проплывавшего облака, он увидел свесившиеся руки второго немца.
Он взобрался по лестнице, немного побаиваясь, как бы его не подстрелили, когда он повернется спиной к лесу. У немца, которого он обратил к солнцу лицом, молодого и веснушчатого, были ощерены зубы, будто он улыбался. Залевский извлек у него из кармана документы и фотографию худенькой девушки-блондинки, с надписью: «Гансу». Залевский накинул на плечо ремень телефонного аппарата. Оборванный шнур заскользил с глухим стуком вниз по бревнам.
– А ведь грозился взять пленного. – Залевский постоял над телом убитого. Ему даже немного сделалось жаль немца: такой молодой и будет гнить в земле.
Тяжелая телефонная коробка соскальзывала с плеча, била по боку.
Он перешагнул через раскинутые ноги убитого, который судорожно вцепился пальцами в траву. Муравьи сновали по его побелевшему уху и складкам на затылке. «Неплохие у него сапоги», – подумал он, с чувством облегчения углубляясь в чащу.
Солнце уже скрылось за лесом, но было еще светло. По дороге двигались грузовые машины. Они шли с большими интервалами, чтобы пыль не летела на сидящих в кузове солдат. На восток тянулась колонна Раненых. Залевский ощутил запах дезинфекции и гноящихся ран…
Капитан Поляк сидел за столом, вынесенным во двор из разбитого дома, заканчивая вместе с поручиком Качмареком допрос пленных. Исподлобья поглядывая на них, он долго слюнявил конверт, в который сунул их документы. Пленных направляли в штаб полка. Сержант Валясек с облегчением подвел Залевского.
– Только что прибыл…
– А где Войтек? – забеспокоился капитан. – Его, случайно, не ухлопали?
– Нет. Я обошел вышку вокруг. Ни слуху ни духу… Наверняка орудует по-своему.
– Человек не иголка, найдется, – неуверенно поддержал его старшина роты.
– А если его пристукнули и закопали? Откуда ты знаешь, сколько их там еще скрывается: если бы ты хорошенько прочесал, возможно, не одного бы вспугнул, – поднял руку Качмарек. – С наступлением темноты мы выступаем. Поэтому медлить нельзя. Бери людей и без капрала не возвращайся!
– Веди! – Валясек подтолкнул вперед Залевского. – Неужели человек не имеет права минутку посидеть спокойно?…
Збышек успел услышать еще, как капитан отчитывал Качмарека:
– Как ты мог отпустить Наруга? Ведь он – лучший наш разведчик, у него настоящий нюх… Он всегда готов идти на риск…
– Он сам полез, ему никто не приказывал. Откуда я мог знать, что его черт дернет преследовать врага в одиночку, свои счеты сводит с Гитлером. Уж я ему натру уши, когда вернется…
– Дай бог, чтобы живым вернулся, – развел руками капитан, потягиваясь и зевая, как наработавшийся косарь.
Повар принес два котелка с гуляшом, потом сунул руку в карман, и извлек две рюмки толстого стекла, вопросительно поглядывая на офицеров.
