сообразив, что вы ищете их след, вас попытаются убить… Не стану скрывать, я предлагаю вам очень опасную игру, но в случае успеха это единственный способ добиться справедливости. Так что решайте.
– Что ж, я готов сыграть. Все равно терять мне уже нечего. Но я хотел кое о чем вас спросить, инспектор…
– Валяйте!
– Вы думаете, я лгал насчет Дженни Йост?
– Нет, поскольку, соврав в одном, вы соврали бы и в другом, а тогда неизбежно и были бы вором. Но мне так и не удалось обнаружить ни единого следа этой особы…
– Она была опасным свидетелем… Появись только Дженни на суде – и моя невиновность стала бы очевидной! Вы не думаете, что ее могли…
Комок в горле помешал Людовику договорить.
– …что ее убили? – продолжил за него инспектор. – Это возможно… боюсь даже, наверняка… с хорошим грузом труп очень долго может пролежать в oзepe…
Этот голос, что послышался Людовику, когда он хотел броситься в озеро… голос, шептавший его имя… Что, если это Дженни звала его из своей водяной могилы?
– Не падайте духом, Сенталло… Если Дженни жива, я не сомневаюсь, что в конце концов вы ее найдете. Ну, а коли девушка погибла, вы отомстите убийцам, отправив их за решетку.
Но Людовик уже принял решение.
– Если они убили Дженни, я отплачу им той же монетой, инспектор! – очень спокойно возразил он.
– Не болтайте глупостей! Давайте-ка лучше договоримся так: закончить жизнь в тюрьме должны грабители банка и возможные убийцы Дженни, а вам совершенно незачем составлять им компанию. Дайте мне слово, Сенталло, что не станете делать глупостей, иначе на этом мы и расстанемся.
Людовик колебался. Но на что он мог рассчитывать без помощи Вертретера?
– Хорошо, инспектор, даю вам слово!
– Где вы собираетесь ночевать?
– Не знаю.
– Тогда пойдемте ко мне.
– К вам?
– Я холост и живу вдвоем с сестрой, Эдит.
– Но… она не захочет, чтобы я оставался под вашей крышей. Я же под подозрением, во всяком случае, пока…
– Эдит поступит так, как скажу я. А кроме того, ей лучше, чем кому-либо еще известно, что значит попасть в беду…
– Так она тоже была несчастна?
– Да, Сенталло, она несчастна.
Вертретер жил в старом доме, выходившем на улицу Ауф Музег у самой крепостной стены. Эдит оказалась высокой рыжеволосой девушкой. Сенталло решил, что ей лет двадцать восемь, хотя суровое выражение несколько старило ее утомленное лицо. Крепкая, ладно скроенная фигура отличалась своеобразным изяществом. Эдит встретила брата и Сенталло со спокойной любезностью. Узнав, в какое положение попал Людовик, девушка предложила ему комнату, где зимой жила ее мать, предпочитавшая не проводить холодное время у себя в горной деревушке Этценерлен, в родовом гнезде Вертретеров. Эдит в общих чертах знала историю Людовика и нисколько не удивилась, когда брат сообщил, что временно освобожденный арестант немного поживет у них. Сенталло попытался спорить, не желая навязывать свое общество совершенно посторонним людям, но инспектор разом отмел все возражения.
– Я не могу круглые сутки следить за вами сам или поручить это кому-либо еще. У полиции полно других дел. Днем я не думаю, чтобы вам угрожала особая опасность, а вот ночью лучше держать ухо востро. Вероятно, они не сразу обнаружат ваше пристанище, но, узнав, что вы живете в моем доме, еще больше встревожатся. Так что с любой точки зрения это великолепный тактический ход.
– Но у меня не так уж много денег и…
– Пока вам нечего об этом беспокоиться. Главное – действовать быстро, не дав им опомниться, и разработать какой-нибудь хитрый план.
– Ты все время говоришь о них во множественном числе, Франц, – вмешалась Эдит. – Значит, по- твоему, у Сенталло несколько врагов?
– Мне трудно себе представить, чтобы один человек мог провернуть такую операцию, да еще и позаботиться об устранении Дженни Йост, подписав тем самым приговор нашему гостю. Само собой, в основе или наверху (это уж как тебе больше нравится!) есть кто-то один, и он командует остальными. Но нам незачем начинать прямо с него. По-моему, разумнее попробовать разговорить самых незначительных сообщников, а уж потом, по возможности, продвигаться дальше.
– Ты имеешь в виду Ферди Херлеманна или Аннетту Шар?
– Почему бы и нет? Уж если мы раз и навсегда признаем тот факт, что Людовик действительно встречался с Дженни Йост, эти двое точно соврали. Вот пусть они нам и расскажут, чего ради им вздумалось врать и кто их заставил.
– Но если бы они хотели рассказать правду, то почему не сделали этого до сих пор?
– По правде говоря, я больше рассчитываю не столько на добрую волю, сколько на страх. Сенталло очень силен. По-моему, он способен разговорить даже самого отъявленного молчуна, тем более, что может пустить в ход методы, которые нам запрещены.
Людовик решительно отодвинул тарелку.
– Обещаю вам, что Херлеманн у меня заговорит, как только я до него доберусь! Завтра же поймаю Ферди либо у банка, либо дома.
– Спокойнее, Сенталло, спокойнее! Я требую, чтобы вы ничего не предпринимали, не поставив меня в известность и не получив моего одобрения. Сначала я должен обсудить все это со своим шефом, комиссаром Лютхольдом, и выяснить его мнение. Стало быть, завтра утром вы спокойно посидите тут, пока я не вернусь. А потом мы вместе разработаем план действий.
После ужина Эдит показала Людовику комнату, где он сможет спать так же спокойно, как любой гражданин, которому нечего опасаться правосудия своей страны. Здесь стояла тяжелая, приземистая и начищенная до блеска деревенская мебель. Низкая и широкая постель казалась мягкой, как пух. Комод украшали две фотографии – пожилой женщины и мальчугана лет двух-трех. Увидев, что Сенталло разглядывает карточки, Эдит пояснила:
– Наша мама… и мой сын, Курт…
– А, так вы…
– Нет, Сенталло, я не замужем, я мать-одиночка. Отец моего ребенка бросил меня и вернулся к себе в Австрию, узнав, что я жду малыша.
Эдит говорила без ложного стыда, но и без вызова. Спокойный голос свидетельствовал о твердой решимости отвечать за свои поступки. Сенталло охватило странное смущение. Ему хотелось сказать, насколько она вдруг стала ему ближе и милее, но он не посмел, боясь обидеть молодую женщину. Так вот почему тогда в кафе Вертретер сказал, что Эдит способна все понять! Оставшись один, Людовик подумал, что, если бы не Дженни, он хотел бы иметь такую подругу жизни – невозмутимую и надежную.
Франц Вертретер зашел пожелать гостю спокойной ночи и узнать, хорошо ли ему на новом месте. Людовик смущенно забормотал, как он благодарен хозяину дома и его сестре за все, что они для него делают, и поклялся никогда не забывать об этом. Теплые слова об Эдит, по -видимому, растрогали ее брата.
– Да, хорошая девушка, но ей страшно не повезло…
– Можно мне задать вам один вопрос, инспектор?
– Если сумею – отвечу.
– Почему вы так добры ко мне? Вы же меня почти не знаете, и, по идее, моя судьба должна быть вам совершенно безразлична. Я никак не могу понять причин такой необычайной заботы… Мы ведь совсем чужие…
