– Но я же любил Мину!
– Вряд ли вы сумели бы убедить суд, будто продолжали питать подобные чувства к виновнице всех своих бед. К счастью, присутствие Вертретера снимает с вас какие бы то ни было подозрения. Так что вы ему по гроб жизни обязаны. Вот только теперь необходимо поскорее схватить за шиворот преступника – это и в ваших, и в наших интересах. Я уверен, что стоит арестовать молодца – он выложит нам кучу интересных подробностей и об убийстве Мины Меттлер, и о краже денег из банка Линденманн. Насколько я понял, жертва успела назвать вам своего приятеля, а заодно объяснила, что он помогал расставить ловушку, в которую вы едва не угодили?
– Мина сказала мне не фамилию, господин комиссар, а только имя…
– Это, разумеется, не блестяще… Может, девушка все-таки упоминала ее, а вы не обратили особого внимания?
– Нет, господин комиссар, я уверен.
Лютхольд протянул Людовику пачку фотографий.
– Поглядите-ка на эти снимки. Тут все мелкие и крупные злоумышленники, зарегистрированные в нашей картотеке и откликающиеся на имя Вилли. Вдруг физиономия или фамилия кого-то из них покажется вам знакомой?
Стараясь унять дрожь в руках, Людовик разложил на столе комиссара предложенные ему фотографии. Понимая, что полицейские внимательно наблюдают за его реакцией, молодой человек добросовестно изучал каждый снимок. Очень быстро он убедился, что фамилии Оттингер ни на одном из них нет. Слава Богу! Впрочем, вряд ли следовало ожидать, что организаторы кражи могли воспользоваться услугами человека, известного полиции. И Сенталло, расслабившись, продолжал внимательно разглядывать физиономии самых разнообразных бандитов. Теперь он мог не тревожиться, что кто-то встанет между ним и Оттингером. После того, что произошло с ним самим, Людовик не особенно доверял полиции. Не говоря уж о том, что правосудие, способное вынести обвинительный приговор невиновному, с тем же успехом может оправдать преступника. А Сенталло твердо решил заставить Вилли Оттингсра расплатиться за убийство Дженни.
– Нет, господин комиссар, честно говоря, все эти физиономии мне совершенно незнакомы. Я их в первый раз вижу…
– Жаль… Но вы, Вертретер, все-таки прикажите собрать всю эту публику и привести сюда. И мы разберемся, нет ли среди наших знакомых друга Мины Меттлер. А если, паче чаяния, таковой найдется, пусть выкладывает алиби понадежнее, не то ночевать ему в тюрьме прямо сегодня с хорошеньким обвинением в убийстве на загривке.
Все последующие часы Людовика не покидало ощущение, что Вертретер догадывается о его намерениях. Не раз он ловил недоверчивые взгляды Франца, но, заметив, в свою очередь, что его маневр разгадан, полицейский тут же отводил глаза. Сенталло тешил себя надежной, что, поскольку инспектор не знает, какие сведения он утаил, не может предвидеть и его планов. Однако, покончив со скудным ужином и отложив вилку, Франц неожиданно бросил:
– Я уверен, что вы скрыли от меня часть правды.
Людовик чуть не захлебнулся от удивления и, лишь выпив большой стакан воды, обрел прежнее хладнокровие.
– Что вы имеете в виду?
– Сам точно не знаю, но ваше поведение меня смущает…
– А что в нем такого необычного?
– Просто не соответствует тому, чего можно было бы ожидать.
– Объясните, я что-то плохо понимаю…
– Вы очень любили Дженни, точнее, Мину, не так ли?
– Думаю, да.
– Только думаете?
– Трудно выразить то, что я чувствую, словами. Но я так давно смирился с мыслью об исчезновении Дженни, что едва поверил ее внезапному появлению, да еще в новом качестве…
– Однако вы разговаривали с девушкой? И она вам кое-что рассказала…
– Да, конечно, но все это воспринималось почти как сон. Может, приди она вчера на свидание, все бы и изменилось, а так встреча вышла настолько короткой, что Дженни, в сущности, не вернулась из небытия и по-прежнему осталась для меня мертвой…
– Немного притянуто за уши, вам не кажется? Разве что ваши чувства к девушке оказались не настолько глубоки, как вы воображали.
Людовик с трудом подавил искушение сразу же ухватиться за протянутую соломинку.
– Возможно… От долгой разлуки воображение слишком разыгрывается и действительность выглядит несколько бледнее… Я думаю, такое случается со многими, и потом, тюрьма здорово меняет угол зрения. Там больше мечтаешь о покое, чем о романтических приключениях.
Сенталло чувствовал, что не вполне убедил инспектора, и решил сжечь корабли – в ближайшие несколько часов он слишком нуждался в полной свободе действий.
– С тех пор, как я познакомился с вашей сестрой и несколько раз имел удовольствие поговорить с ней по душам, у меня сложилось впечатление, что любви заслуживают не только хрупкие и таинственные женщины.
На сей раз хитрость Людовика явно сработала. Стоило заговорить об Эдит – и Вертретер перестал думать о Мине.
– Как вас понимать? Уж не хотите ли вы попытаться заново строить жизнь с моей сестрой?
– Пока я ни в чем не уверен. Эдит мне очень нравится, и, думаю, она тоже испытывает ко мне симпатию. Вот и все. И потом, когда тебя лишь условно отпустили на свободу, не стоит забивать себе голову слишком далеко идущими планами, верно? Могу вам сказать только, что рядом с Эдит я чувствую себя не таким несчастным и всеми покинутым…
Уже начав говорить, Сенталло с удивлением обнаружил, что не так уж далек от истины, как ему казалось, и Франц тоже, конечно, обратил внимание на несомненную искренность, звучавшую в его словах.
– Послушайте, Людовик… Вообще-то я парень не злой, но, когда речь идет об Эдит, способен черт знает на что… Даже не представляю, что бы я натворил, попадись мне в лапы ее Антон, а потому предпочитаю с ним не встречаться… Так лучше и для него, и для меня. Я многим обязан Эдит и в свое время дал клятву, что больше у нее не будет таких огорчений. И в эту историю я впутался не столько ради вас, сколько ради сестры и ее сынишки. Мы должны получить вознаграждение братьев Линденманн, чтобы мой племянник мог получить хорошее образование и забыть, что у него нет отца. Я никому не позволю играть чувствами сестры! Зарубите это себе на носу и помните, что мне довольно несложно отправить вас обратно в тюрьму. Только троньте Эдит – и для меня перестанут существовать честь, дружба, справедливость! Думайте обо мне что угодно, но это так!
– Напрасно вы меня заподозрили бог знает в чем! Уж, кажется, за время нашего знакомства могли бы убедиться, что во мне нет ровно ничего от соблазнителя. Я сказал лишь, что присутствие вашей сестры действует на меня удивительно благотворно. И простите, если мои слова возмутили вас. А кроме того, теперь, после смерти Мины, убийцы и грабители, судя по всему, могут спать совершенно спокойно, так что я не вижу особой надобности и дальше мозолить вам глаза. Коли угодно, могу уйти, как только вернется Эдит.
– Вы останетесь, Сенталло. И не обижайтесь на меня за эту гневную вспышку. Просто ни за что на свете я не хотел бы еще раз пережить вместе с Эдит часы, когда уже не оставалось сомнений, что Антон ее бросил. Я дрожал за жизнь сестры. Но вам я доверяю, Людовик. Не будем больше об этом. Ложитесь спать и постарайтесь забыть этот день. А мне надо ехать в комиссариат: наверняка подозреваемых уже собрали. На них я и отыграюсь за все! Спокойной ночи и – до завтра.
Людовик решился выйти из дома лишь поздно вечером. Из телефонного справочника он узнал, что кафе «Золотистый Агнец» находится на Вонматтштрассе. Сенталло понимал, что его единственный шанс добраться до Оттингера – пойти туда, если, конечно, Вилли не скрылся сразу после убийства Мины. Теперь
