выступления.
– Итак, 10-го вы будете выступать в Хуэске. Похоже, это будет достаточно просто, потому что вы будете практически единственным на афише. В следующее воскресенье - Толедо. Там будет значительно сложнее, ведь толедцы считаются знатоками корриды.
– Ничего! Я всегда очень хорошо выступал в Толедо. Этот город вдохновляет меня.
– Тем лучше. Затем мы будем в Хуэльве, после - в Малаге. Практически, все время мы остаемся на юге.
– Потом мы едем в… А, нет, я забыл, что отказался.
– От чего вы отказались, сеньор?
– От корриды в Линаресе, назначенной на 28-е этого месяца.
– Почему? Они плохо платят?
– Наоборот! Это был бы самый большой гонорар за весь сезон!
– Тогда в чем дело?
Дон Амадео бросил взгляд в сторону Консепсьон, затем в мою сторону, как бы прося о поддержке, но мы оба молчали. Тогда он улыбнулся, но эта улыбка была похожа скорее на оскал.
– Я… я подумал, дон Луис, что вы не станете выступать в Линаресе.
Лицо Консепсьон напряглось, и она закрыла глаза, как бы вновь переживая тог день, когда погиб Пакито.
– А почему я не стану выступать в Линаресе, сеньор?
По тому, как у Луиса запульсировала вена на виске, я понял, что им овладела ярость.
– Потому что, похоже, у вас остались неприятные воспоминания о Линаресе, и я опасаюсь, что это не позволит вам хорошо выступить.
Вопреки ожиданию, Луис не взорвался гневом. Он повернулся к Консепсьон:
– Это твоя работа?
Я воспротивился:
– Нет, Луис,- моя.
Он с удивлением посмотрел на меня.
– Твоя? За кого же меня принимаешь - за девочку-истеричку?
Он медленно встал.
– Послушайте, вы все. Я - тореро и только тореро. Воспоминания - это одна вещь, а бой - другая. Если бы было невозможно выступать на арене, где произошло несчастье с вашим другом или с вами самими, пришлось бы закрыть большинство арен в Испании. Сеньор Рибальта, если вы не подпишете контракт с Линаресом, я от вас уйду, даже если мне придется для этого начать против вас судебный процесс!
Я выехал из Альсиры на день раньше Луиса и Консепсьон, с которыми договорился встретиться в Мадриде, откуда мы вместе должны были ехать в Арагон.
Ужинал я с Ламорилльйо и его женой. Кончите, родившейся в Валенсии, превосходно удавалась паэлла[69].
Мануэль и его жена приняли меня, как брата. Они считали, что обязаны мне своим благосостоянием. И все же, молодая жена Мануэля не смогла удержаться:
– Да, мы, действительно, живем лучше, но ценой каких переживаний! Каждый раз, когда Мануэль уезжает, я считаю часы до прихода его телеграммы, где он сообщает, что все прошло хорошо. А какие муки я терплю после смерти двух его товарищей!
Ламорилльйо нежно обнял свою жену и привлек ее к себе.
– Постой, Кончита миа, ты ведь обещала мне быть благоразумной?
Она простонала:
– Клянусь, что стараюсь сдерживать мое обещание, но у меня не всегда выходит, Мануэль…
После ужина Ламорилльйо вышел меня проводить. Светлая ночь была полна свежего воздуха, опустившегося с северных гор.
– Дон Эстебан, могу ли я рассчитывать на вашу помощь, чтобы… чтобы Кончита не наделала глупостей, если со мной что-то произойдет?
– Ничего себе! Что за мысли у вас?! Что с вами, Мануэль? Вы ведь уже не новичок в корриде!
– Не знаю… Может быть, это из-за Гарсиа и Алохья, но у меня такое чувство, что нашу квадрилью начали сопровождать сплошные неудачи.
– Не говорите глупостей, Мануэль! Хорошо еще, что Кончита вас не слышит!
– Именно для этого я и решил вас проводить.
Мне было очень неприятно его слушать и, главным образом, потому, что его переживания совпадали с моими.
– Что заставляет вас так думать?
– Не знаю, дон Эстебан. Но я буду впервые в жизни выступать с чувством страха в сердце. Что-то мне подсказывает, что в Хиэске будет мое последнее выступление.
Я слишком хорошо знал Ламорилльйо, чтобы несерьезно относиться к его словам.
– В таком случае, Мануэль, мы можем сказать, что у вас грипп, и я подменю вас. Я надеюсь, что через несколько дней вы справитесь со своими нервами?
Он тряхнул головой.
– Это ничего не изменит, дон Эстебан. Меня ждет смерть от рогов быка, и если этого не случится завтра, то все равно произойдет послезавтра.
– В таком случае давайте порвем контракт?
– И вернуться к нищете? Никогда. Если я погибну, Кончита получит три тысячи песет моей страховки.
Я дружески стукнул его кулаком в плечо.
– Вам нужно поскорей избавиться от таких мыслей, Мануэль!
– Это невозможно… Я уже вижу, как меня уносят на носилках с арены в Хуэске.
Он ошибся на пять дней.
ГЛАВА 6
Вопреки опасениям Ламорилльйо, коррида в Хуэске прошла очень хорошо. Пикадор, заменивший Алохья, оказался парнем, хорошо знавшим свое дело, а оба бандерильерос, выступавшие с самого начала, начали приживаться в нашей квадрилье. Мы надеялись на создание новой дружной команды. Дон Амадео, позабыв о своих опасениях, понемногу вернулся к радостям жизни, и, пребывая в самом лучшем настроении, мы готовились начать, после Толедо, наше южное турне по Хуэльве, Малаге, Линаресу и Севилье. Последний город должен был стать для нас апофеозом. После него, перед зимним отдыхом, выступлений планировалось гораздо меньше.
Во всей команде только Мануэль Ламорилльйо оставался мрачным. Я понапрасну старался подбодрить его. После корриды в Хуэске я отвел его в сторону:
– Ну что, Мануэль, все прошло хорошо?
– На этот раз - да.
– Теперь вы видите, что ваши мрачные мысли не имели под собой никаких оснований?
– Я ошибся в дате, вот и все.
– Мануэль, мне не понятно, как такой человек, как вы испугался призраков!
До самого последнего дыхания я буду вспоминать его взгляд, когда он ответил:
