ним справился!
Вместо ответа Имоджен бросилась в кабинет Арчибальда:
— Послушайте-ка, Арчи, если вы немедленно не освободите невиновного, вам придется иметь дело со мной!
Чувствуя себя в безопасности перед глазами заинтересованных зрителей, сержант выпятил грудь.
— Мисс, этим джентльменам известны все ваши выходки, на которые вы способны и…
— Им известна также и ваша безмерная глупость!
— Мисс Маккартри, вы переходите все границы!
Имоджен повернулась к журналистам и показала на Арчибальда:
— Этот хвастун считает, что знает шотландских горцев лучше их самих! Никто не видел, как Ангус Камбрэ стрелял в Рестона! Напротив, эта обезьяна с погонами, должно быть, забыла сообщить вам, что у жертвы в руке был армейский пистолет!
Репортеры заинтересовались.
— Это правда, сержант? Почему жертва была вооружена? Не шла ли речь о сведении счетов? Что от нас пытаются скрыть?
Мак-Клостаг поднял руки.
— Одну минуту, джентльмены! Мистер Рестон по просьбе мистера Лидбурна отправился к Камбрэ, чтобы сказать ему, что он думает о его поведении. Взять с собой оружие ему посоветовал мистер Лидбурн, потому что он подозревал, что Камбрэ может выстрелить. Дальнейший ход событий показал, что он был прав. Что касается непонятной привязанности — об этом, я полагаю, лучше не очень распространяться, — которую мисс Маккартри испытывает к этому мальчику, а ведь он намного младше ее…
Раздались смешки, а Имоджен покрылась столь яркой краской, что ее щеки стали такого же цвета, как ее волосы. Она гневно прохрипела:
— Арчи… на глазах у всех… вы осмеливаетесь ставить под сомнение мою нравственность? Нравственность дочери капитана Маккартри?
— Согласитесь, мисс, что ваше поведение странно!
— А вот это? Это не странно?
К величайшему удовольствию журналистов, поспешивших защелкать своими фотоаппаратами, мисс Маккартри быстро сняла правую туфлю и запустила ею в лицо Арчибальду, который в шоке отступил.
— А теперь я жду ваших извинений, невоспитанная вы горилла!
Один из свидетелей очень громко заметил, что у Мак-Клостага сейчас такие же пустые глаза, как у убийц. Словно в подтверждение этого замечания, сержант, находившийся, по всей видимости, в ненормальном состоянии, достал револьвер и направил его на посетителей, которым мгновенно перехотелось смеяться. Вошедший в этот момент доктор с первого взгляда оценил обстановку и спросил:
— Ну что, Мак-Клостаг, как всегда дурачитесь?
Атмосфера сразу разрядилась. Дрожащей рукой Арчибальд провел по лбу и опустил орудие.
— Арчибальд, покажите-ка мне пистолет Ангуса Камбрэ.
Полицейский выполнил просьбу. Элскотт пробурчал:
— Как я и предполагал.
Он бросил перед сержантом кусочек свинца.
— Вот пуля, которую я извлек из головы Рестона. Я готов съесть свою шляпу, если она вылетела из этого оружия!
Все подошли поближе и убедились, что в самом деле не может быть и речи о том, что Ангус мог выстрелить в Хьюга Рестона из своего пистолета. Ничего не понимая, Мак-Клостаг воскликнул:
— Но, в конце концов, что все это значит?
— Что фармацевта убил не Ангус, а кто-то другой.
— Это невозможно!
— Во всяком случае, вы не станете отрицать очевидное, не так ли?
— А я сказал суперинтенданту…
— Я догадываюсь, что вы могли ему сказать, но было бы лучше, если бы вы промолчали и…
— И?..
— …если бы вы удосужились заглянуть в обойму, то увидели бы, что все пули на месте.
Поднялась буря негодования. Мак-Клостаг пошел открывать камеру, в которой сидел Камбрэ.
— Вы можете идти… Вы свободны.
Журналисты тут же увели Ангуса на улицу, чтобы расспросить о его впечатлениях, об их с Джанет Лидбурн идиллии, и т. д., и т. п. Что касается сержанта, он вернулся в свой кабинет, где, уронив голову на руки, стал размышлять над тем, как он обижен судьбой и как сообщить Главному, что он в очередной раз попал впросак! И все это благодаря этим дураку-мяснику и кретину-ветеринару! Полный решимости, Мак- Клостаг вскочил, натянул каску и уже направился к двери, как вдруг его остановила Имоджен.
— Все закончилось печально для вас, Арчи, и счастливо для Ангуса!
— А мне-то что? Что вы от меня хотите? Впрочем, мы с вами еще не закончили сводить счеты! Вы мне швырнули туфлю в лицо!
— Вы оскорбили меня при свидетелях!
Они враждебно глядели друг на друга. Элскотт сказал:
— Если бы вы видели друг друга со стороны, то не удержались бы от смеха. А не помириться ли вам?
Арчибальд дико расхохотался:
— Я предпочел бы поухаживать за львицей, у которой убили детенышей!
— Продолжайте в таком же духе, Арчи, и заработаете право на вторую туфлю!
— Хотел бы я взглянуть на это!
Имоджен подняла ногу и наклонилась, чтобы снять обувь. Сержант воспользовался этим, обхватил ее руками за талию и отнес в камеру, Он бросил ее там на кровать и быстро выскочил, захлопнув за собой дверь. Прильнув к решеткам, Имоджен стала поносить его, взывая к закону, к правам человека распоряжаться самим собой и ко всему, что приходило ей в голову.
Мак-Клостаг остался глух и к словам доктора, который спросил сержанта, хорошо ли тот подумал. Он ответил:
— Отныне я сначала буду действовать, а уж потом думать! Пока. Я пошел сводить счеты с другим гороховым шутом.
Когда Арчибальд ушел, доктор направился к сидевшей в «клетке», Имоджен.
— Мне очень жаль, дорогая моя, но он унес ключ с собой.
— Он мне за это заплатит!
— Не огорчайтесь, успокаивайте себя тем, что не всякий же раз одерживать победу. Терпеливо переносите это несчастье, я вернусь через полчаса, и, если к тому времени он вас отсюда не выпустит, я сам займусь этим!
Мак-Клостаг прошел сквозь ряд восхищенных слушательниц и встал перед Китом.
— Преступник! Кит Лидбурн, знаете, за что вам придется отвечать?
В ожидании необычайной новости у всех перехватило дыхание. Кит вспотел.
— Я… Я не понимаю вас, сержант!
— Вы всего-навсего насмеялись над полицией в моем лице!
— Я?
— Вы, Кит Лидбурн! Надо было вам с Дермотом Гленроутсом набрасываться на этого несчастного Камбрэ? А не хотели ли вы положить конец идиллии между этим мальчишкой и вашей дочерью, заставив повесить его за преступление, которого он не совершал?
Негодующее «ох!» вырвалось у дам, которых растрогало упоминание о любви Джанет и Ангуса. Лидбурн почувствовал, что уважение к нему клиенток стремительно падает вниз, а это может повредить его коммерции. Ему хотелось запротестовать, заартачиться, послать эту скотину-полицейского подальше, однако он ничего этого не сделал. Земля уходила у него из-под ног. Мясник жалобно пробормотал: