рождают и трактуют мудрость более оригинальную, чем их собственная. В этом процессе повторного раскрытия потерянной традиции они освобождают ее от ошибочных толкований, которые искажали изначальную идею, поскольку на веру принимались аллегории, неверно передавались имена и понимание не шло дальше символов, вместо того чтобы подняться до божественного факта.
«Трактат Плутарха о культе Исиды и Осириса является лучшей иллюстрацией подобного отношения к мифу. Теология, хотя и уходящая своими корнями в эллинские мифы, не ограничивается лишь анализом мифов, рассказывающих о богах-олимпийцах: она претендует на то, чтобы изучать религию в целом, формально являясь синкретической. Ее центральная идея заключается в том, что как луна и солнце под многими именами освещают своим сиянием все на земле, так же и разные боги являются объектами поклонения разных племен. Однако общим для всех является один высший Правитель и Судьба. А низшие божества разных стран часто наделяются самыми разными именами и качествами. Так, для Плутарха и для Геродота поклонения богам в Египте были прообразом культов греческих богов. В Дельфах находился храм Осириса, а Клеа, к которой обращен трактат Плутарха, была не только наследной жрицей египетского бога, но и занимала ведущее положение среди служительниц Диониса. То есть логичным образом получалось, что человек, столь искренний в симпатиях, должен был стать объектом изучения и труда, в котором Плутарх излагает свою всеобъемлющую теорию.
В этом трактате мы видим, что новая теология ведет безуспешную (и безнадежную) борьбу за объединение идей Пифагора и Платона с величием египетских мифов. Это поразительный, но не единственный пример неверного использования диалектики и знания, в результате чего мысли о настоящем приобретают формы фантазий прошлого и из-за ложного пиетета игнорируют поступательное движение человечества. Вольное толкование мифа, в одинаковой степени ненаучное и неисторическое, заставляет нас удивляться, как такое вообще могло прийти в голову разумным и знающим людям. Однако за объяснением не приходится далеко идти. Более возвышенная идея Бога, очищенная и разъясненная религиозная интуиция не всегда находят замену старому символизму, чтобы выразить свое видение. Религия, как ни один из других институтов общества, испытывает влияние Античности и обаяния древних авторитетов. Религиозный символ вдвойне священен, когда за ним стоит вера и преданность многих поколений.
В своем толковании великого культа Исиды, который быстро распространялся в западном мире, Плутарх имел в виду две вещи. Бережно охраняя легенды и обряды этого культа, он стремился каким-то образом нейтрализовать его определенную аморальность и предрассудки. Плутарх также стремился, обсуждая столь разнообразный в своих проявлениях культ Исиды, сформировать свое отношение к мифам в целом. Мы не можем дословно воспроизвести приведенный им анализ разных попыток найти истину, лежавшую в основе египетских мифов. Некоторые из этих попыток Плутарх сразу же отбросил, как атеистические. В отношении других, которые основывались на физической аллегории, он не был столь догматичен, хотя и мог отвергнуть, как богохульную, любую попытку отождествить богов с силами природы или какими-то ее продуктами. Как позитивный вклад в религиозную философию этот трактат представляет для нас особую ценность из-за теории зла и его демонических сил и, прежде всего, из-за идеи о единстве Бога, которая является центральной мыслью всех религий».
В своем трактате «Исида и Осирис» Плутарх в основном касается аллегорий и символов, посредством которых древние толковали природу Исиды и Осириса. Он отвергает, как нечестивые, любые идеи тех, кто считал их смертными монархами. При этом Плутарх смеется над теми, кто, не задумываясь, принимает на веру все сказки и басни о них (правда, современные критики вряд ли согласятся с ним в этом). Плутарх признает, что легенда об Осирисе, вероятно, основана на фактах, но в ней настолько много аллегорий, что в конечном итоге это делает ее малопонятной.
Плутарх утверждает, что имя Исиды означает знание (по крайней мере, в толковании греков). Она собирает и составляет «священную идею, которой делится с теми, кто жаждет совершеннейшего участия божественной природы. Эта идея, которая требует соблюдения внешних обрядов и умеренного образа жизни, а также воздержания от низких страстей, удерживает неумеренность и излишества в отдаленных границах и одновременно приучает поклоняющихся ей соблюдать те суровые и строгие обряды, которые определены им религией. Считается, что таким образом они лучше подготовятся к достижению знания Первого и Высшего Разума, на поиски которого богиня зовет их. По этой причине храм Исиды называется Iseion, что является намеком на это познание вечного и самосуществующего НЕЧТО, которого можно достичь, если подойти к этому вопросу с чистой душой и строгими манерами».
По словам Плутарха, греки считали Исиду дочерью Гермеса или Прометея. Оба они были божествами, так сказать, с философским уклоном, и по этой причине греки назвали одну из муз Гермополя Исидой (или Юстиной, то есть Мудростью), которая указывает поклоняющимся ей дорогу к знаниям о божественной истине. Этих поклонявшихся называли «иерофорами» или «иеростолами», причем последние – это те, кто «носят в своих душах священную идею о богах, очищенную от всего наносного вроде предрассудков, которые могут сопровождать ее. Одновременно святой обычай, согласно которому они украшают статуи своих богов, частично в темные и мрачные тона, а частично в более яркие и светлые, кажется, идет от главной составляющей этой идеи – о том, что природа божественного именно такова – она состоит из светлых и темных сторон. А что касается того, что последователей Исиды после кончины облачают в священные одежды, то разве это не означает, что они все еще придерживаются этой священной идеи и что только она одна будет сопровождать их в загробном мире… лишь он один является истинным слугой или последователем богини, который, ознакомившись с историей этих богов, стремится проникнуть в потаенные истины, скрытые от всех, и проверяет все посредством логики и философии».
Далее Плутарх продолжает говорить о том, что многие не ведают истинной причины даже самых распространенных обрядов, соблюдавшихся египетскими жрецами, и они довольствуются их поверхностным описанием. При этом глубинный смысл обрядов – абсолютная необходимость для поисков божественного. Соблюдение чистоты было основано не на сказках или предрассудках, но по необходимости обеспечить высокую нравственность и счастье тех, кто должен был соблюдать эти обряды, охранять значение некоторых ценных исторических сведений или представлять отдельные явления природы.
Однако их философия соединена со сказками и аллегорией и содержит лишь неясные намеки на истину. Такие намеки, например, содержатся в сфинксе, типичном образе загадочной теологии, и в таких надписях, как те, которые можно увидеть на основании статуи Минервы в Саисе (кстати, они считали Минерву равной Исиде): «Я – то, что было, есть и будет; ни один смертный еще не сумел разгадать, что скрывается за моей вуалью… Однако для них более важно сформировать истинные представления о природе божественного, чем принести любую жертву или совершить рядовой акт поклонения», и тот, кто понимает, никогда не подпадет под влияние предрассудков, которые этот символизм вроде бы поощряет.
Затем Плутарх подробно описывает мифологическую историю Исиды и Осириса, «опуская самые незначительные и поверхностные ее части». Рея (у египтян – богиня неба Нут) была женой Гелиоса (египетского Ра). Однако она была возлюбленной Кроноса (Геба), на чью любовь благосклонно ответила. Когда Ра узнал о неверности жены, он был крайне разгневан и проклял ее, сказав, что ее дитя никогда не родится (дословно: ни в один месяц и ни в один год). И при этом проклятие Ра не могло быть снято, потому что Ра был первым из богов. В отчаянии Нут призвала на помощь бога Тота (у греков – Гермеса), который тоже любил ее. Тот знал, что проклятие Ра должно сбыться, однако благодаря своей хитрости он смог найти выход из этого затруднительного положения. Он пошел к богине луны, чей свет соперничал со светом самого солнца, и уговорил ее сыграть в таблицы. Ставки с обеих сторон были очень высоки, но богиня поставила на кон часть своего света, седьмую часть каждого своего луча света, – и проиграла. Так вот и получилось, что в определенные периоды свет луны становится слабее, а то и вовсе гаснет, так что больше она уже не могла соперничать с солнцем. Из света, который Тот выиграл у богини луны, он сделал пять дней, которые он добавил к году (в то время год состоял из 360 дней) таким образом, что они не принадлежали ни к следующему году и ни к одному месяцу. В эти пять дней Нут и родила своих пятерых детей. Осирис родился в первый день, Гор – во второй, Сет – в третий, Исида – в четвертый, и Нефтида – в пятый. В момент рождения Осириса раздался громоподобный голос, сказавший: «Родился повелитель всей земли!»
Несколько другой вариант повествует о том, что некий человек по имени Тамил нес воду из храма Ра в Фивах и услышал голос, повелевший ему провозгласить рождение «доброго и великого царя Осириса», что он и сделал. По этой причине образование юного Осириса было поручено Тамилу. Так, судя по всему,
