жизни оригинального, ни на кого не похожего, театрально-промышленно-морского города. Таганрог всегда был и будет городом амбициозно-честолюбивого вдохновения, ибо в его основание заложено именно оно — имперское вдохновение Петра Первого.
Капитолина Витальевна вошла в фойе и сразу же почувствовала себя в своей тарелке. Она, как и театр, была демонстративной личностью. Как всегда, на премьеру вместе с мужем пришла Стефания Алексеевна Самсонова. Сам Самсонов стоял возле широкой лестницы, ведущей в ложи, и разговаривал с председателем ОАО «Мегаком» Иваном Земляком и генеральным директором ООО «Торговый дом 'Мегаком'» Павлом Редереевым. Оба бизнесмена тоже пришли с женами и тоже, судя по выражению их лиц, не являлись завзятыми театралами. Капа отметила, что еще не появился мэр Рокотов, но зато прибыл с супругой генеральный директор металлургического завода Сергей Видаш, с лицом человека, входящего с инспекционной проверкой на склад готовой продукции цеха горячего проката. Преподаватель судомеханического колледжа Рокецкий мелкой рысью трусил за широко шагающей супругой. Сама же Танечка Литвинова, радостно улыбаясь, поспешила навстречу Капе и начала сообщать городские новости:
— Капочка, ты представляешь, Алена Дыховичная, чтобы у нее стояли груди, приподняла их бесцветным особо клейким скотчем.
— О Боже! — Капа даже прижала ладони к щекам от испуга. — У нее же шестой размер.
— Вот и я говорю…
Танечка столь неожиданно и резко остановилась напротив Капы, что не сумевший повторить ее маневр Рокецкий активно набежал на нее.
— Ой! — взвизгнула журналистка, вскидывая руки, и, чтобы не упасть, устремилась вперед. Капа едва успела сделать шаг в сторону, пропуская падающую подругу, которая все-таки рухнула, хватаясь руками за галстук только что вошедшего мэра Рокотова. Галстук, как и выдержка готового ко всяким неожиданностям мэра, оказался на высоте. Татьяна Кировна приняла диагональное положение, упираясь ногами в голову рухнувшего вслед за ней на пол Рокецкого и двумя руками держась на весу за галстук главы города под самым горлом. Рокотов стоял как глыба, удерживая повисшую на нем журналистку, и даже пытался делать вид, что ничего не заметил. Стоящая рядом с ним супруга, Литиция Егоровна, печально вздохнула, увидев, как начинает краснеть от удушья лицо мужа, и певуче проговорила:
— Танечка, разожмите пальцы, и вам станет гораздо удобнее.
Растерявшаяся от неожиданного совета Литвинова разжала пальцы и сменила диагональное положение на горизонтальное, уткнувшись носом в блестевшие как зеркало туфли мэра. Позади нее невозмутимо лежал решивший пока ничего не предпринимать Рокецкий. Зрелище было потрясающим, куда там театральной премьере. Рокотов повертел головой и, не теряя спокойствия, произнес:
— Артисты есть артисты, а журналисты — так вообще забавники.
Он взял Литицию Егоровну под руку и, осторожно переступив через лежащую и тоже решившую пока ничего не предпринимать журналистку, направился к спешащему ему навстречу художественному руководителю театра.
— Вставай, — поспешила на помощь подруге Капа. — Видишь, как опасно держать мужа на слишком близком расстоянии.
— Черт! — стремительно вскочила на ноги Таня Литвинова. — Я прическу не испортила?
— Танюша, с твоими дредами под спектакль голову можно даже в урну совать, все равно красиво будет.
— Спасибо. — Таня злобно посмотрела в спину Литиции Егоровны и, присев на корточки, нежно погладила по голове затаившегося мужа: — Вставай, Федюша, поговорить надо.
— Рокотов молодец, — прокомментировал ситуацию Самсонов. — Бабы так и виснут на нем.
— Ага, — покивал головой Редереев, — обаятельный мужик.
— При чем тут это? — вклинился в разговор Иван Земляк. — Скоро у нас в городе вавилонское столпотворение начнется, битва гигантов за право разработки месторождения «бафометина». Интересно, кто выиграет — «Лукойл», «Юкос» или Абрамович, а, Семен Иосифович?
— Следствие, — профессионально пошутил Самсонов и уточнил: — Мне-то какое дело, хотя бы и Абрамович, лишь бы войны рядом с Таганрогом не было. Ты лучше туда посмотри.
Посмотреть было на что. Из буфета по лестнице спускалась супружеская пара Дыховичных. И если полуреабилитированный Илларион Кузьмич выглядел, как всегда, щеголевато-импозантным, то его жена, Алена Кондратьев-на, вызывала у мужчин оторопь. Вечернее платье из ткани «голубой лед» было сшито с таким амбициозным вдохновением, что Алена Кондратьевна стала в нем похожа на что-то такое, чему еще не придумали название. Нечаянно затесавшийся среди сливок городского общества Шах-Исмаил Мулинбек, капитан турецкого сухогруза, стоявшего в ожидании погрузки в таганрогском порту, увидев Алену Кондратьевну, зажмурил глаза, затем прижал к ним ладони и, натыкаясь на людей, покинул театр. С тех пор его больше нигде не видели, ни в городе, ни на сухогрузе, ни в Турции,
— Алена обалдела, — вновь прокомментировал ситуацию Самсонов. — По-моему, так не бывает.
— А вдруг, — не захотел расставаться с мечтой Иван Земляк, — а вдруг это все настоящее?
— Я думаю, все-таки Аликперов, у него инвестиции и хватка профессионала, — высказался Павел Редереев. — Тем более что я с ним знаком, видел по телевизору. Хотя кто его знает, — вдруг засомневался он, — может, я Абрамовича недооцениваю.
Самсонов переглянулся с Земляком, пожал плечами и дипломатично произнес:
— Может быть.
Алена Кондратьевна была красивой женщиной всегда, но это «всегда» приближалось к черте «когда- то». Было хорошо заметно, что ей трудно удерживать в повиновении свои устремленные вперед груди. Одним словом, это выглядело как 180 см (180-100-120) под куполом цирка без страховки.
Вскоре в фойе появилась Любочка Кракол в сопровождении режиссера Фагодеева-Ступинского. Капитолина Витальевна «сделала стойку» и «мурлыкающей» походкой направилась им навстречу.
— Капа! — Любочка поцеловалась с Капитолиной Витальевной. — Фагоша только что мне рассказывал, как ты его преследовала, чтобы оженить, но он чудом избежал этой участи.
— Э-э-э, — остолбенел режиссер, не ожидавший от своей пассии такой прямолинейной откровенности, не принятой в среде порядочных людей. Он с трудом сглотнул слюну и, внимательно посмотрев в глаза Капы, признался: — Ну вот такой я брехун, Капа, что поделаешь.
— Угм-руу, — промурлыкала Капитолина Витальевна, беря Любочку под руку и поглаживая ее по кисти. — Я не обижаюсь. — Она открыла сумочку, вытащила оттуда семь тысяч долларов и протянула их режиссеру: — Это тебе на постановку нового спектакля, спонсорская помощь от моего друга-бизнесмена. Он просил не называть его имени, но твое творчество ему нравится.
— Спасибо, — растрогался и расшаркался Леонид Лава-деевич Фагодеев-Ступинский, пряча доллары в карман. Он чуть не всхлипнул от умиления, но вовремя удержался. — Очень кстати, у меня грандиозный замысел.
— Люди боятся необъяснимого, шарахаются в сторону от несерьезного, придают своей жизни ложную значительность. Даже произнесенное «мы» — это всего лишь плохо замаскированное «я». Он, она, они без понятия «я» — бессмысленны. Казалось бы, невероятный простор для развития индивидуальности, свобода для личности, но черта лысого. — Мурад Версалиевич достал из кармана халата оторванный карман от другого белого халата и, тщательно высморкавшись, выбросил его в форточку. — Так о чем это мы говорили? — спросил он у своего напарника, такого же, как и он, санитара загородной психиатрической больницы Дарагановка Шлыкова. Екатерина Семеновна решила, что это объединение обязанностей хорошо для практикующего врача и в материальном, и в профессиональном плане.
— О людях, — равнодушно напомнил ему Шлыков.
— Люди, — хмыкнул Левкоев. — О них говори — не говори, меньше их все равно не станет. Куда ни взгляни, всюду люди и собаки бродячие. Вчера повел в баню на хоздвор третью палату, так меня укусила сука какая-то.
— Да, — посочувствовал Шлыков, — суки — они такие. Вот ты, Левкоев, на мой взгляд, тоже сука. —
