— Он мне не сын! — взревел Дегас. — Я не завинчивал его мамашу!
— Мы — это Прайм! — закричал в ответ Ренни. — Сколько бы мы ни били себя пяткой в грудь и не восклицали, что мы сами по себе, мы все равно Прайм, мы его генетическая модель, его воспоминания, его воля. Этот мальчик сын Прайма, а значит, и наш сын.
— Он чертов носитель, — заворчал Дегас.
— Он один из Стаи — и имеет все, что нам положено. У него есть свое сердце, которое отличает доброе от дурного. Больше чем за двести лет он не сделал ребенка ни единой женщине.
С минуту Дегас размышлял над словами Ренни, а потом тихо сказал:
— Женщине. Ты вертишь словами, как тебе удобно. Нам приходится считаться с тем малышом в Пенсильвании. Если есть один, появятся и другие.
Глаза Ренни беспокойно сузились.
— Гекс пустил парню кровь и сделал того ребенка.
— Парень должен был забрать ее! — отозвался Дегас. — Шоу, из-за твоей сентиментальности нам теперь приходится следить за двумя носителями вместо одного. Подумай, Шоу, разве каждая вытекающая из него мышь не может стать полноценным носителем, а?
— Если все они станут относиться к жизни так же стойко и честно, как он, то риска никакого.
Дегас посмотрел на Укию, защищенного силой Ренни, и в конце концов зарычал.
— Здесь находятся Гексовы Твари — а значит, носителя здесь быть не должно. И это важно.
— Дегас прав, — спокойно заметил Ренни. — Щенок, забирай своего партнера и поезжай домой.
— Беги в конуру, щенок, — поддразнил Дегас. — А мы тем временем сделаем Тварь и отправимся дальше на охоту.
Стараясь не обращать внимания на страх и окружающее со всех сторон присутствие Стаи, Укия принюхался к ночному воздуху. Он уловил знакомый запах человека.
Джаред!
— Вы его схватили? — спросил юноша.
— Он попался на пути, — ухмыльнулся Дегас. — Полицейские так всегда делают. Молодцы, из них получаются отличные Твари.
Ренни уловил намерение Укии и крепче ухватил его, не дав броситься на Дегаса. Вожак Дворняг был выше на целый фут и значительно тяжелее, он держал Укию с нечеловеческой силой.
— У нас не так много законов, — прошептал Ренни ему на ухо. — Один из них гласит: если псу Стаи разрешено жить, то другой пес не может убить его, кроме как в честном поединке.
Укия горько рассмеялся.
— Честный поединок? Как я могу победить Дегаса честным путем?
— Если Дегас нападет на тебя — старший самец на щенка-подростка, — то это не будет честно. Но если ты бросишь ему вызов, то он имеет право биться в полную силу. Если он вынудит тебя ударить первым, то имеет право тебя убить.
— А если я убью его в поединке? — спросил Укия.
— Тогда будет по твоей воле. — Ренни встряхнул его. — Ты слишком слаб, малыш. Ты едва стоишь на ногах, любой мало-мальски приличный удар уничтожит тебя.
— Но я не могу отдать ему Джареда!
— Джаред в любом случае благополучно перенесет трансформацию и станет одним из Стаи. Неужели это так плохо?
— Думаешь, я не знаю, как ты тоскуешь по человеческой жизни?
— А некоторым, как Дегасу, все равно.
— И поэтому он так противится волчьим порядкам?
— Щенок, я не хотел доставать эти карты, но теперь они на столе. Ничего не поделаешь, придется признать свое поражение и оплакать его.
Укия не мог подобрать слова, чтобы выразить свою скорбь. Мало ему утраты Алисии, Крэйнака и Зои, приходилось еще и Джареда отдавать. Он чуть не плакал.
— Ох, малыш, я знаю, как это больно, — проговорил Ренни. — Но надо принять это.
— Но…
— Тихо! — Ренни приблизил губы к его уху и перешел на едва слышный шепот: — Не раскрывайся перед Дегасом. Ты рискуешь не только собой. Если он убьет тебя, то потом доберется и до маленького, воспользовавшись правом уничтожить тебя
Укия замер от страха. Киттаннинг, который помещался у него на руках и не умел даже переворачиваться на другой бок. Индиго — она же будет биться за своего сына насмерть. И Макс любил Кита. Десятки людей, которые встанут на защиту ребенка, пусть даже рискуя собственной жизнью. Хеллена. Медведь. Может быть, даже и сам Ренни.
— Да, может, и я сам. — Ренни взъерошил Укии волосы. — И все же мне бы не хотелось, чтобы ты устраивал мне проверку. Все зависит от обстоятельств, так что я могу и не поступить так, как ты бы того хотел.
Укия дрожал от ярости.
— Отлично. Но если Джареду суждено войти в Стаю, тогда пускай он станет твоей Тварью, а не Дегаса. Я хочу, чтобы Джаред находился под твоим контролем, а не его.
Укия почувствовал, что Ренни мысленно содрогнулся от такой идеи. Он ненавидел делать Тварей, лишать другого человека его сущности и делать из самостоятельной личности блеклую тень самого себя. И именно поэтому Укия хотел, чтобы Ренни все-таки это сделал. Ренни позволит Джареду остаться самим собой насколько это возможно.
Глаза Ренни сузились, как будто его осенила какая-то мысль, но он тут же ее отогнал и медленно кивнул.
— Я сделаю это, если ты не станешь драться.
— Никаких драк, — пообещал Укия.
Тогда Ренни отпустил его. Между вожаками двух кланов происходила борьба воль, и наконец с глухим ворчанием Дегас отступил.
Не говоря ни слова, Ренни снял плащ, затем рубашку с длинным рукавом; для подержания такой формы обычному человеку пришлось бы сутками просиживать в тренажерном зале. На коже не было ни единого шрама, несмотря на сто сорок лет бродяжничества и войны, давным-давно стерлись все солдатские татуировки. В обмен на свое человеческое существо Джаред получит хотя бы отменное здоровье.
Колин вывел полицейского из темноты. Шериф практически висел в руках Дворняги, лицо его заливала кровь из раны, глаза щурились на свету. Он совершенно не понимал, что происходит, — ему не угрожали, не пугали оружием, но зачем же тогда схватили? Увидев Укию, Джаред заметно приободрился и подошел к юноше ближе.
— Дядя, кто эти люди?
— Они из народа моего отца. — Укия обнял его и мысленно попрощался с родственником. За плечом Джареда Ренни достал маленький футляр, на дне которого неприятно поблескивали стерильные иглы. — Они порой ведут себя очень грубо, прости, пожалуйста. Я не могу тебя защитить.
— Твоего отца? — Джаред недоуменно посмотрел на Ренни. — Это ведь твой отец?
— Я то, что от него осталось, — мягко пробормотал Ренни, накладывая себе на руку жгут. — Его отца много лет назад убил тот, за кем мы охотимся теперь. Если мы перестанем воевать, все, что мы любим, исчезнет. Поэты, пьющие кофе и пишущие стихи просто для красоты. Молодые женщины в летних платьях, бросающие тебе вслед горячие взгляды. Кошки, которые трутся о твои ноги. Детский смех. Даже самый простой цветочек,
Ренни вонзил шприц себе в вену и набрал ампулу рубиново-красной крови.
— Очень трудно все время убивать, лгать и грабить, если на самом деле ты мечтаешь о тихой и спокойной жизни. Тобой движет только осознание того, что, как бы жесток ни был ты, у твоего врага вообще нет души.
— Но если его отец умер, — нахмурился Джаред, — как ты можешь быть тем, что осталось?
