— Аи, Моника, к черту… — Еще один усталый вздох. — Кто знает, что мы должны были сделать.
Последовала тишина, а Клэр в это время представляла, как они оба прижимают к уху телефонные трубки. Интересно, какая она, эта Моника Аренс, и какой у нее дом, и что в этом доме видел Том.
— Представляю, какой ужас переживает сейчас твоя семья. — В голосе Моники слышалось большое сочувствие.
— Это просто убивает их. Это… а, черт! — Он был слишком взволнован, чтобы продолжать.
— Том, извини, в этом есть и моя вина. — Казалось, она очень переживает за него. — Как ты думаешь, это пройдет?
— Не знаю, Моника. Сейчас я ничего не знаю.
— Как восприняла все твоя жена?
— Плакала. Разозлилась, ударила меня. Сейчас никто в доме не разговаривает.
— Ой, Том.
Несколько секунд Клэр слышала только их дыхание, потом ее муж откашлялся и хрипло произнес:
— Думаю, Клэр была права, когда сказала: «Боже, как все сложно».
— Не знаю, чем я могу теперь помочь, но если есть что-то…
— Попытайся разговорить Кента и, если заметишь в его поведении что-нибудь необычное, позвони мне. Ты знаешь, чего можно ждать — депрессии, стремления уединиться, или он начнет курить, пить, употреблять наркотики. Я тоже буду наблюдать за ним, прослежу за оценками в школе.
— Хорошо. И знаешь, Том?
— Что?
— Ты тоже можешь звонить мне. В любое время.
— Спасибо.
— Ну что ж, я пойду.
— Конечно. Я тоже.
— Тогда до свидания. Удачи.
— И тебе.
Они повесили трубки, и Клэр тоже, потом прилегла, чувствуя, как сердцебиение сотрясает все ее тело. «Не надо было подслушивать, — подумала она, — потому что теперь Моника стала для меня реально существующим человеком. И я слышала в ее голосе беспокойство за Тома. Я слышала, что паузы в их разговоре были такими же многозначительными, как и сам разговор. Я стала свидетелем того, что Кент действительно их сын, и теперь не могу отрицать, что между ними всегда будет связь.
И еще я знаю, что это был не последний между ними разговор».
Она ждала, что муж придет и расскажет ей о звонке. А когда он не пришел, она еще более утвердилась в мысли о том, что между Томом и Моникой что-то есть. Не может не быть, думала она, ведь они переживают все это вместе.
Прошло еще какое-то время, прежде чем шум проезжавшей мимо машины вывел Клэр из ее летаргического состояния. Она поднялась, чувствуя, как дрожат руки и ноги, вгляделась в светящиеся голубые цифры на электронных часах у кровати. Еще даже не девять. Слишком рано, чтобы ложиться спать, но она не хотела выходить из комнаты, рискуя столкнуться с Томом, ведь тогда ей придется решать, как себя вести.
Она задвинула ящик комода, сняла туфли и джинсы, но оставалась в рубашке и гетрах. У нее не было сил даже на то, чтобы найти ночную рубашку и переодеться. Клэр забралась под одеяло и свернулась калачиком, сунув руки между коленей и отвернувшись от той стороны кровати, где спал Том.
Немного позже она услышала, как он тихо постучал в двери детских комнат — сначала в одну, потом в другую, и зашел поговорить. Его голос звучал чуть слышно, а потом он открыл дверь спальни и вошел. Он разделся в темноте и вытянулся на кровати, не касаясь жены, как будто боялся потревожить кого-то, погрузившегося в молитву.
И снова эта полная неподвижность и непонятное стремление лежать без движения и притворяться, что рядом никого нет, даже когда все тело немеет, испытывая потребность пошевелиться.
После долгого плача у Клэр разболелась голова, но она лежала, уставившись на часы, и следила, как меняются цифры, пока веки не стали слипаться.
Ночью она проснулась от того, что почувствовала прикосновение его руки, словно вопрошающее и пытающееся повернуть ее. Она сбросила его руку и еще дальше отодвинулась на свой край кровати.
— Не надо, — сказала она.
Больше ничего.
Глава 9
На следующий день, в воскресенье, Клэр проснулась в восемь утра. На улице клубился густой туман, и листья на деревьях казались отполированными. Солнце уже встало и заливало двор медным светом. Том поднялся с кровати и тихо прошел в ванную, закрыв за собой дверь.
Жизнь возобновила свой бег, Клэр прислушивалась к звуку льющейся воды, вспоминая события минувшего дня. Она повторяла в уме сказанные и услышанные слова, и вскоре злость на мужа вернулась, сменив апатию. Каждое движение за дверью ванной подстегивало этот гнев, она словно видела Тома, как ни в чем не бывало принимающего душ. Он вел себя так, будто ничего не произошло.
Но ведь произошло!
На место женщины, преданной своему браку и полностью подчинившей ему свою жизнь, пришла незнакомка — упрямая, обиженная, мстительная. Доброта и прощение были забыты. Она хотела причинить боль, такую же сильную, какую испытывала сама.
Том вышел из ванной и, подойдя к шифоньеру, зашуршал бельем, выбирая сорочку, потом послышалось щелканье зажимов на вешалке. Клэр следила за его передвижениями по комнате, прижавшись щекой к подушке.
Все еще без брюк, завязывая галстук, он подошел к кровати.
— Пора вставать. Уже 8.25. Мы опоздаем в церковь.
— Я не иду.
— Перестань, Клэр, не начинай все сначала. Дети должны видеть нас вместе.
— Я сказала, я не иду! — Она отбросила одеяло и вскочила с кровати. — Я ужасно выгляжу и вообще не в настроении. Забирай детей и отправляйтесь без меня.
Ответный гнев пробудился в душе Тома.
— Послушай, я же просил прощения. — Он схватил ее за руку, когда она спешила мимо него в ванную. — И считаю, что нам необходимо сохранять хотя бы видимость добрых отношений, пока мы не решим эту проблему.
— Я сказала, не прикасайся ко мне! — Она с яростью вырвала у него руку.
Выражение ее глаз шокировало его так же, как вчерашняя пощечина. Он решил не подливать масла в огонь. С бьющимся сердцем глядя на жену, Том видел на ее лице упрямство и агрессивность — стороны характера, которые прежде никак себя не проявляли.
— Клэр, — ощущая страх, умоляюще произнес он в ее спину. Дверь ванной захлопнулась. — Что я должен сказать детям?
— Не надо ничего говорить. Я сама все скажу. Через минуту она вышла, завязывая халат, все еще в своих толстых белых носках, растянувшихся и обвисших. Том не слышал, что она говорила детям. Когда те сели в машину, было видно, что они провели такую же беспокойную ночь, как и отец, и что поведение матери их окончательно смутило и напугало. Она отгородилась от них, а прежде никогда этого не делала.
— Почему мама не поехала с нами? — спросила Челси.
— Не знаю. А что она сказала вам?
— Что она эмоционально не готова выходить из дому и чтобы я не волновалась. А как это понять «эмоционально не готова»? Вы ночью ссорились?
— Мы поговорили вчера на площадке. Остальное вы слышали. Кроме этого, больше ничего не произошло.
— Она ужасно выглядела.
— Она всегда так выглядит после того, как плачет.
