Наконец в полдень он решил отправиться в школу и немного покачаться. Было тяжело оставаться дома. Челси наказана и не высовывает головы из своей комнаты. Мама не вернется с собраний раньше шести, а папа не появится вообще. Он заходил всего пару раз с тех пор, как переехал к деду, и оба раза мама была с ним так холодна, что он не задержался надолго. Ужасно видеть его измученное лицо каждый раз, как он уезжает из дому. Даже в школе он не такой, как раньше. Не такой веселый. Иногда Робби так злился на мать, что хотел закричать на нее, спросить, какое это имело значение, что папа изменил ей еще до того, как они поженились! Это же было до свадьбы. Так в чем тогда дело? Робби признался себе, что даже он уже привык к тому, что Кент Аренс — его сводный брат. Ребята в школе перестали таращиться на них и не приставали больше с расспросами.
По правде говоря, Аренс оказался нормальным парнем. Он даже с уважением относился к тому, что у них с Робби один отец. Он держался позади и не напирал, просто выполнял то, что требовалось по игре и что говорил тренер Гормэн, и не вмешивал сюда свое личное отношение. Кроме того, тренер не ошибся: Кент был отличным спортсменом. Робби не мог удержаться от того, чтобы не сравнивать их с Кентом физические качества. Без сомнения, они унаследовали это от своего отца, и иногда, когда Робби пасовал мяч Кенту, то ему казалось, что он наблюдает за Томом, хватающим мяч и бегущим с ним. Такие моменты заставляли его горло сжиматься от какого-то чувства, очень похожего на любовь. Иногда по ночам, когда Робби не мог заснуть, он думал о жизни сводного брата и каково ему было расти, не зная отца. Младший Гарднер вспоминал свое детство и представлял, как бы он рассказал о нем Кенту. Может, это хоть чуть-чуть помогло бы Кенту понять — каково иметь такого отца, как Том. А иногда Робби фантазировал, как они с Кентом поступят в один и тот же колледж, и будут вместе играть в футбол, и ходить в одни и те же пиццерии, а по выходным вместе ездить домой. Потом они станут старше, женятся, и у них будут дети — здорово, правда! Их дети станут двоюродными братьями и сестрами! Все эти мысли очень волновали Робби.
Он думал об этом по пути в школу, собираясь сдать свою футбольную форму. Робби спустился в раздевалку, распахнул дверь, которая тут же со скрипом закрылась за ним. В кабинете тренера было темно, а его дверь заперта. Длинные скамейки пустовали. Над головой горела единственная лампочка. Она бросала несколько тусклых лучей сквозь металлическую сетку, и в комнате царил печальный полумрак. Конец сезона, и только навсегда въевшийся сырой запах напоминал о пролитых каплях пота и о том, как они все вместе старались победить. В углу у комнатки тренера стояли три больших пластиковых мешка, на которых косым почерком Гормэна было написано: «Форма», «Наколенники», «Наплечники». Резиновая подошва туфель Робби заскрипела на бетонном полу, когда он подошел и разложил по мешкам свое снаряжение. Он обернулся… и замер.
У противоположного конца скамейки стоял Кент Аренс. Он был так же удивлен и насторожен, как Робби. Оба не знали, что сказать. Робби заговорил первым. — Привет.
— Привет.
— Не знал, что ты здесь.
Кент ткнул пальцем через левое плечо.
— Я был в туалете.
Снова пауза, оба думали, как продолжить разговор.
— Сдаешь форму? — спросил Робби.
— Ага. А ты?
— Тоже.
— Жаль, что сезон кончился.
— Да, мне тоже.
Оба не знали, куда девать, глаза.
— Ну…
Чтобы подойти к своим шкафчикам, им надо было миновать друг друга, и они постарались остаться каждый со своей стороны скамейки. Потом парни принялись рыться в ящичках, доставать вещи и запихивать их в свои спортивные сумки, и все это, не глядя друг на друга. Громкий стук подсказал Робби, что Кент бросил в мешок свои доспехи, и он отклонился на дюйм, высунувшись из-за дверцы и глядя, как Кент возвращается. Их глаза встретились, и Робби снова спрятался в шкафчике. Тогда Кент подошел и стал за его спиной.
— Можно мне поговорить с тобой кое о чем? Казалось, вся кровь бросилась Робби в лицо, как тогда, когда он впервые поцеловал девушку — то же пугающее, живое, полное страхов и надежд, неистовое желание поскорее приблизить этот момент, боязнь потерять самообладание и стремление преодолеть этот барьер, чтобы можно было начать новую страницу в своей жизни.
— Конечно, — ответил он, стараясь, чтобы голос звучал естественно, и высовывая голову из шкафчика, но все же придерживаясь за открытую дверцу, потому что ощущал дрожь в коленях.
Кент, перекинув ногу через скамейку, уселся верхом.
— Почему ты не садишься? — спросил он.
Робби показалось трудным сидеть лицом к лицу со сводным братом.
— Нет, мне… и здесь хорошо. Что ты хотел сказать? Глядя на него снизу вверх, Кент ответил:
— Я познакомился с нашим дедушкой.
Оттого, что Кент упомянул об их общих корнях, даже таким осторожным образом, у Робби исчезла дрожь в коленях. Он тоже оседлал скамью в шести футах от сводного брата и прямо взглянул тому в глаза.
— Как? — тихо спросил он.
— Твой отец пригласил меня к нему и познакомил нас.
— Когда?
— Пару недель назад. И еще я встретил там нашего дядю Райана и всех его детей.
Они немного помолчали, привыкая к мысли, что имеют общих родственников, и обдумывая идею о том, что и между ними двумя могут возникнуть какие-то отношения. Но каждый боялся предложить это первым. Наконец Робби спросил:
— И как тебе эта встреча?
Кент помотал головой, переживая все заново.
— Я просто обалдел.
Оба парня представили себе всю картину. Робби признался:
— Забавно, как раз по дороге сюда я думал об этом, о моих двоюродных сестрах и брате, и что ты никогда не знал их, и никогда не бывал в гостях у дедушки с бабушкой, как я, и как плохо, что тебе всего этого не хватало.
— Ты думал об этом? Правда? Робби пожал плечами.
— Такие вещи — большая часть детства. Наверное, я не понимал этого до тех пор, пока не подумал, что ты рос без них.
— У меня нет других дедушки с бабушкой. Были, когда я был маленьким, но я их не очень хорошо помню. У меня здесь есть тетя, у нее двое детей, но мы с ними почти незнакомы. Я не думал, когда мы переезжали сюда, что здесь встречусь с дедушкой. Он классный.
— Да, что надо, правда? Иногда он гостит у нас, когда папа с мамой куда-нибудь уезжают вдвоем. То есть… когда раньше уезжали. Теперь они… ну, ты знаешь… то есть они больше не живут вместе.
Последние слова он проговорил упавшим голосом, разглядывая полированное дерево скамейки.
— Наверное, это из-за того, что мы с мамой сюда переехали.
Робби пожал плечами. Указательным пальцем он все водил и водил по золотистой полоске на дереве, пока след от пальца не вырос до размеров указки.
— Не знаю. Мама словно сошла с ума, знаешь? Она выгнала отца, и он переехал к деду, а у Челси поехала крыша, и она стала дружить с какими-то распущенными ребятами, и… я не знаю, с нашей семьей сейчас что-то творится.
— Мне очень жаль.
— Да… ну… это же не твоя вина.
— А мне кажется, что моя.
— Нет… просто… — Робби не смог выразить, что он чувствовал. Он перестал водить пальцем по скамейке и теперь сидел неподвижно, глядя на пятно. Потом посмотрел на сводного брата. — Эй, можно у
