замялся. – Просто это несколько не из той пьесы.
– Почему же? Это Чехова кощунственно углублять, там лишь бы самому дотянуться. А здесь, по-моему, в самый раз.
– Вот именно. Это же не Чехов, не Горький, не Лев Толстой.
– Неплохо бы нам к ним вернуться, – сказал Юрий. – На вторсырье мы слегка застряли, ты не находишь? С ними жить было как-то поинтересней, тонус в театре был. Может, пора?
– Это другой разговор, – усмехнулся Хуттер. – Пора, если есть идеи. Простым прочтением уже не отделаешься.
– Ага, – сказал Юрий, окончательно проснувшись. – А тут можно попросту, без особых идей. Но поднадоело.
– То, что ты выдал сегодня, уже идея. Хоть и сырая.
– Спасибо на добром слове, – засмеялся Юрий.
– Ты не дослушал. Это, конечно, интересно, но, повторяю, – из другого спектакля. Совсем другое решение, и мы на него сейчас, со сроками и со всем, просто не потянем.
– Придется поднатужиться, – сказал Юрий, еще не понимая.
– И не нужно сейчас нам тужиться. И при этой трактовке к тому же ты сразу всю пьесу гребешь на себя…
– Не гребу. Просто укрупняю героя.
– Это ему вредно, – сказал Хуттер. – И одновременно проваливаешь все остальные линии. Зачем же так укрупнять?
– Чтобы была, извиняюсь за хрестоматийность, личность. Он же у нас все-таки физик, а не дворник. И талантливый, как все вокруг говорят.
– А до премьеры-то десять дней, – напомнил Хуттер.
– Не понимаю, – сказал Юрий. – «Варшавскую» ты перелопатил за семь, когда вдруг увидел, и со скандалом отодвинул премьеру. Считал, что стоит свеч. Значит, ни черта сегодня не вышло, так и скажи, я же не режиссер. А при чем тут дни?
– Вышло, но не пойдет.
– Ты серьезно? – спросил Юрий. Тело ломило по всем измерениям: спать надо ночами – вот что. Кресла у них в театре бездарные, как в таком кресле наслаждаться искусством? Было бы чем наслаждаться.
– Нет, это несерьезно, – сказал Юрий.
– Вполне. Остановимся на старом рисунке. А это пока отложим на будущее, у нас еще все впереди.
– Значит, забыть, – сказал себе Юрий.
– Наоборот, запомнить. Мы к этому еще вернемся.
– Вернуться, конечно, можно. Еще никуда и не отошли, так что прямо ничего не стоит вернуться. Как скажешь, так и будет.
– Будет неплохо, – сказал Хуттер.
– Конечно, – сказал Юрий. – А на фабрику обязательно?
– На фабрику? Можно бы заменить, если б раньше. Все небось разбежались. Устал?
– Не с чего, – сказал Юрий. – У фабрики встретимся.
В гримуборной Наташи уже не было, не дождалась. На всякий случай Юрий спустился в буфет. В буфете тоже была пустота. Только за крайним столом кассирша Сима Никитична торопливо доедала салат, фирменное актерское блюдо.
Буфетчица, выдаивая из толстого бачка остатки кофе, радостно сообщила Юрию:
– Завтра палтус будет. Холодного копчения, еле выпросила в торге. Наташе передай, не забудешь?
Это она любила в своей профессии. Копченый окунь достать, или постную грудинку, или растворимый кофе в сверкающих банках, совсем уж невероятное дело. Сбиться с ног, а достать, порадовать актеров, не приспособленный к жизни люд.
– Обязательно передам.
– Это не ты пять рублей до получки брал? – спросила буфетчица.
– Не я, – засмеялся Юрий.
Когда Юрий впервые появился в актерском буфете, только-только приехав в город, она встретила его точно таким же вопросом: «Это не ты до получки брал? Нет? Значит, не ты! А похож, такой же высокий, из себя черный». Юрий тогда даже несколько растерялся, но тут дружно вступилась вся очередь: «Это же новый! Володька брал. Из оркестра…» – «Володька так Володька», – с удовольствием согласилась буфетчица.
Буфетчица у них уникальная. Всем дает в долг, всех кормит в кредит. Записывает где-то там на бумажках и сразу теряет. Первое время Юрию все казалось, что вот-вот она вылетит в трубу. Но буфетчица уже давно работала, много лет. Не вылетела. Как-то у нее в общем сходилось, дебет с кредитом. Хотя рассчитывать она могла только на совесть, когда теряла свои бумажки. Теперь Юрию уже даже приятно было смотреть на эту буфетчицу, которая все забывает. Видеть ее на посту. Всегда веселую. Как незыблемое свидетельство их общей честности. Как доказательство порядочности родимого коллектива.
– Яйцо, может, сварить? – еще сказала буфетчица. – Быстро!
