– Что же, ты не мог ему сам дать по шее, раз он лезет?
– Не мог, – сказал Борька.
– Он что же, такой силач, этот из «вэ»? – осторожно спросил Юрий. – Ты просто испугался?
Нужно было сказать – «струсил». Как взрослому. Жестко. Если в одиннадцать трус, что же в тридцать четыре? Не хватало только, чтоб Борька выезжал на чужой спине. В Ивняках они не чирикались с такими любителями, не хватало, чтоб Борька… Но в последнюю секунду Юрий не смог сказать ему «струсил» и заменил детским словцом «испугался». Все сразу другое. Мальчик испугался собачки, чужой тети, заводной жабки, хулигана. Ребенок просто испугался. Дитя испугалось.
– Сильный, – сказал Борька. – Не в этом дело. Просто я не могу по человеку ударить. Мне противно.
– Даже если тебя ударили первым? И ни за что?
– Все равно – противно…
– Если бы ты был чемпионом, я бы тебя понял. Тогда это было бы даже великодушно.
– Чемпионом?
Теперь он, наконец, поднял глаза на Юрия. Это были знакомые глаза, в коричневых блестках, и сейчас они смотрели в упор, как Юрий того добивался. Беспомощно и прямо. Как у его матери. И все это были ее штучки.
– Очень удобное оправдание, – сказал Юрий. – Для слюнтяев.
– Я не испугался, – сказал Борька. – И мама так тоже считает.
– Я так и думал, – сказал Юрий.
Они замолчали и оба не знали, чем заняться в этом молчании. Борька ненужно прибирал на столе. Юрий следил, как двигались его пальцы. Узкие, детские еще пальцы, ногти с темными заусенцами. Когда-то Борькины пальцы любили ползать по лицу Юрия. Взбираться на нос. Разглаживать брови. Осторожно коснуться притаившихся век и бежать. Мучительно хотелось сейчас услышать Борькины пальцы на своих веках. Притянуть их. Заставить в конце концов. Сжать, чтобы он взвыл. И понял. Молчание наедине с Борькой изматывает хуже любого прогона, это не новость.
– Нет, я не испугался, – вдруг сказал Борька. – Я вообще-то ему пощечину дал. И пошел. А он налетел сзади…
Пощечину. Вот как. А ты что подумал? Успел прочитать мораль. И испугаться. Если настолько не доверяешь собственному сыну, значит сам ни черта не стоишь. Когда родители охотно говорят о собственном сыне: «Он же у нас совсем телок. Кто поманит, за тем и пойдет. Его же сейчас затянуть ничего не стоит, возраст такой», невольно начинаешь сомневаться уже в их порядочности. Чувствуют, значит, хрупкость собственных принципов, если считают, что собственный сын ни в чем хорошем не укрепился за двенадцать лет рядом.
Борька влепил кому-то пощечину. Вот как. Уже так. Больше не нужно спрашивать. Он достаточно взрослый. И нельзя вымогать откровенность, хватит.
– А за что же ты ему дал? – услышал Юрий свой голос.
Борька ответил почти сразу. По лицу видно было, как ему не хотелось, но он ответил:
– Он про Вовчика сказал одну вещь…
Опять Вовчик. Так. Юрий отвел глаза.
Мелькнула коричневая штора. Окно. Форточка. Что-то хотел он от этой форточки. Вспомнил. Еще позавчера она была разбита, с улицы видел.
– Сам форточку починил? – сказал Юрий, чтобы сказать что-нибудь.
– Гуляев, – сказал Борька.
– Я бы сделал сегодня, – сказал Юрий. – Зачем же вы эксплуатируете жадного Гуляева, даже неудобно.
– Он не жадный…
– Я в другом смысле, – сказал Юрий.
– Он ни в каком не жадный, – сказал Борька.
Защитничек выискался. Это Гуляев сам о себе любил говорить: «Я мог просто со стороны на всех вас смотреть. Но мне мало со стороны, я жадный. Ух, какой я жадный! Я хочу с вами поработать…»
9
Смешно они познакомились, театр и жадный Гуляев.
В прошлом году молодежная газета вдруг откликнулась на новый спектакль. Снимком и даже рецензией, небольшой, но достаточно цветистой. Это их хлебом не корми. Подписано было явным псевдонимом. «Сочными мазками лепит свою роль заслуженный артист Витимский…», «В оригинальном ключе решено режиссером Хуттером…» Уже забыл – что решено. А о себе любая глупость помнится долго. Ага. «Как всегда, порадовал зрителей артист Ю. Мазин. Он создал на сцене характер сложный и многогранный…» Дальше забыл. Как же там? Впрочем, неважно, не стоит напрягаться. Рецензия как рецензия. Все перечислены, у всех эпитеты, придраться не к чему.
Только в конце они дали маху. В самом конце газета одобрительно отозвалась об актерах второго состава, которые тоже справились, донесли мысль, не уронили, и оправдали надежды. Опять все были названы пофамильно, причем даже инициалы не переврали, что редко бывало в молодежной газете, очень почему-то далекой от всякого искусства. Но второй состав, хоть и был отпечатан в программках, пока еще ни разу не работал на зрителе, вот в чем загвоздка. И всех это взбесило.
Хуттер позвонил редактору. Редактор сказал вареным голосом:
