приветствие, не до него было. Борька вцепился Юрию в руку, спросил со страхом: «Они меня все забыли, да?»
В этом году Борька в театре не был ни разу. Даже на елку идти отказался, притворился больным. Ничего, с Гуляевым снова театр полюбит. И на репетиции будет бегать. И сутулиться под Гуляева, ужасные они обезьяны в одиннадцать лет. При Борькином росте это будет картинка, если ссутулится.
Нужно было утром зайти домой, но тогда уже не уехать. Страусиная тактика, перед Наташей стыдно. А что же иначе? Как? Ясно только в метро: написано «вход», написано «выход». И идешь, нет безвыходных положений.
Рядом бесшумно, как всегда, возник Хуттер. Утро у него начинается рано, задолго до репетиции. Утром Хуттер обходит вспомогательные цехи, торопит пошивочный, придирчиво щупает новый парик в парикмахерской, ругается с театральным сапожником. Сапожник-то клад, только «халтуры» чрезмерно набирает со стороны – подбить, пришить, – все актеры к нему идут и знакомых своих еще тащат. Утром Хуттер выбивает из выспавшегося директора черный бархат для близкой премьеры и сидит с художником запершись, пока никто не мешает. И почти всегда успевает заглянуть в пустой зал, это у Хуттера ритуал, обходит владенья свои. На что и было рассчитано. Говорить в зале почему-то легче, чем в кабинете.
– Ну, ты зверь, – засмеялся Хуттер. – Днюешь и ночуешь на трудовом посту, меня обскакал. Опять идея?
– Да нет, – сказал Юрий. – Какие уж тут идеи?! Сплошные практические соображения.
– Это иногда ценней, – засмеялся Хуттер. – Я так и думал, что ты мне сегодня выдашь что-то практическое.
Хуттера долго не будет хватать, даже страшно отрываться. Даже иногда кажется, может, ты только с ним и можешь? Может, это Хуттер, зная тебя и любя, просто нажимает на нужные пружины в тебе, и тогда ты звучишь. Только в его руках. И еще думаешь, что тебе мешают звучать в полный голос. Стоп. Ерунда какая. От таких мыслей надо бежать без оглядки. Самому себе доказать.
Я же чувствую, что могу. Могу!
И Хуттер верит, что можешь. И дает мочь. Но уже: «Играй, голубчик, как хочешь, не так, так этак, я тебе верю. Только не нужно новых решений, не укладываемся. А так – верю». Опять эта вера на каком-то этапе ставит тебе подножку. Не только в любви. Тепло так и незаметно ставит. И все начинают тебя очень любить в твоем городе, а на гастролях уже поменьше, не понимают, значит, чужие. И уже никуда не хочется ехать из твоего города, страшная штука – привыкание в искусстве.
– Это мы сколько же лет уже вместе?
– Порядочно, – сказал Хуттер. – Но до золотой свадьбы у нас еще времени хватит.
– Хорошенького понемножку, – усмехнулся Юрий.
– Опять настроения?
– Нет, – сказал Юрий. – Просто решил уехать, ставлю главного режиссера в известность.
– Когда? Не сегодня, надеюсь?
– Именно сегодня.
– Люблю добрую шутку, сам шутник. – Хуттер засмеялся почти естественно, загубил он в себе актера. – До конца сезона мы с тобой завалены по уши, отложим на лето эту увлекательную беседу.
– Не получится отложить.
– В середине сезона такие вещи не делаются.
– Ты делал. И не раз.
– Предположим. Только не забывай, что ты занят почти во всем репертуаре, это другое дело.
– Ничего, – сказал Юрий. – Морсков введется.
– Чепуха, – сказал Хуттер. – Мне самому сколько раз хотелось стукнуть директору заявление. Даже в кармане носил. Показать?
– И все-таки я уезжаю сегодня…
– Вы конкретно чем-нибудь недовольны? – пенсне официально блеснуло наконец-то.
– Не в этом дело, – сказал Юрий.
– Тогда в чем? Объясни, что случилось. За моим широким крестьянским лбом как-то плохо укладывается.
– А я знаю, – сказал Юрий.
– Что знаешь?
– А я уже знаю, что там, за твоим широким крестьянским лбом, понимаешь? Я уже знаю, что ты мне дашь – сегодня, завтра, послезавтра. И мне мало этого.
– Правда? – тихо сказал Хуттер.
Но Юрий уже завелся.
– И ты уже знаешь, что мне мало.
– Нет, – сказал Хуттер. – Честное слово, нет.
Он отодвинул чехол, сел неудобно, на ручку кресла, снял пенсне и потер переносицу. Зрачки у Хуттера были большие и беспомощно голые без обычных стекол. Он долго и сосредоточенно смотрел вперед на пустую сцену, потом сказал тихо:
– Мне, например, с тобой по-прежнему интересно работать. А как же актеры всю жизнь работают с