Ностальгия по истокам

стороны, устанавливает связи между шаманами и известными поэтами, а, с другой стороны, показывает, что барду внушает песни бог и для того, чтобы оказаться способным воспринять это откровение, он должен пройти инициацию.²⁸ Что касается элементов инициации эзотерических стихов «Fideli d'Amore», то наличие их засвидетельствовано Луиджи Валли (Luigi Valli) в 1928 г. и Р. Рикольди в 1933 году.²⁹ Анри Корбен глубоко интерпретировал текст Авиценны как повествование инициации. Он также установил в некоторых из своих работ взаимоотношения между философией, гнозисом и инициацией.³⁰

В этом же направлении проводились исследования народных сказок. Начиная с 1923 года П. Сентив (P. Saintyves) интерпретирует некоторые сказки как «тексты» сопровождающие ритуалы «инициации». В 1946 году советский фольклорист В. Я. Пропп прошел еще дальше: в народных сказках он обнаруживает воспоминания о ритуалах «тотемных инициации».³¹ Мы уже говорили в другом месте почему не принимаем эту гипотезу.³² Но знаменателен сам тот факт, что она возникла. Добавим еще, что голландский ученый Ян де Фрис доказал присутствие тем инициации в героических сагах и даже в некоторых детских играх.³³ Швейцарский психолог Хедвиг фон Байт в работе о символике сказок интерпретировал мотивы инициации в соответствии с психологией Юнга.³⁴

Вклад психоаналитиков и литературных критиков

Тема инициации всегда интересовала также и психологов. Фрейд поощрял исследования Отто Ранком мифа о происхождении героя. С этих пор психоаналитическая литература о ритуалах и инициациях продолжала увеличиваться. Приведем одну из последних работ, оказавшуюся также одной из самых оригинальных: «Символические раны» Бруно Беттельхайма. Но самым поучительным примером будет аналитическая интерпретация литературы. В 1934 году Мод Боткине опубликовала книгу «Архетипические модели в поэзии». Используя идею К. Г. Юнга, автор интерпретировала поэму Кольриджа «Старый моряк» и поэму Т. С. Элиота «Бесплодная земля» как поэтическую проекцию (бессознательную) инициации.

В недавно вышедшей книге «Нерваль: Опыт и творчество» («Nerval»: Experience et creation, P., 1963) Жан Рише дает проницательный анализ структуры поэмы Нерваля «Аурелия». Жерар де Нерваль, впрочем, сам отдавал себе отчет в ритуальном значении своего опыта. «Как только я убедился в том, что нахожусь во власти сакральной инициации, в мою душу вселилась непобедимая сила. Я почувствовал себя живым героем, на которого смотрят боги…»³⁵ По мнению Рише, тема нисхождения Орфея в ад является доминирующей в творчестве Нерваля. Но descensus ad inferos — это главным образом тема опыта, инициации. Конечно, Нерваль прочел много книг по оккультизму, но вряд ли поэт его масштаба выбрал тему инициации потому, что прочитал об этом какое-то количество книг. «Аурелия» во многом автобиографическое произведение. И весьма знаменательно, что Нерваль почувствовал необходимость сформулировать и оценить свой реальный или воображаемый опыт на языке инициации. Критикам, впрочем, удавалось обнаруживать темы инициации в произведениях таких писателей, которые совершенно не были знакомы с оккультной литературой. Например, в таких книгах Жюля Верна, как «Путешествие в центр земли», «Таинственный остров», «Замок в Карпатах». Для того, чтобы отдать себе отчет в том, какой вклад литературная критика способна внести в наше исследование, достаточно познакомиться с работой Леона Селье «Роман инициации во Франции, начиная с романтизма».³⁶

Но дальше всего здесь пошли американские критики. Можно не преувеличивая сказать, что очень многие критики интерпретируют литературные произведения с позиций, заимствованных у историков религий: миф, ритуал, инициации, герой, ритуальная смерть, воскресения и т. д. — в настоящее время ключевые слова, основная терминология многих литературных интерпретаций. Немало работ, где раскрываются различные сюжеты инициации, скрывающиеся в стихах, рассказах, романах. Такие сюжеты обнаружены не только в романе Мелвила «Моби-Дик»³⁷, но также в романе «Уолден или жизнь в лесу» Торо³⁸, в романах Ф. Купера³⁹, Генри Джеймса, в романах «Приключения Геккльбери Финна» Марка Твена и «Медведь» У. Фолкнера⁴⁰. В недавней своей книге «Категорическое неведение» (Redical Innocence, 1963) критик Ихаб Хассан посвящает одну из глав «Диалектике инициации», иллюстрируя свои положения произведениями Шервуда Андерсона, Скотта Фицджеральда, Вульф и Фолкнера.

Как мы только что видели, структура инициации «Аврелии», расшифрованная Рише, может свидетельствовать о том, что Жерар де Нерваль прошел через кризис, который можно сравнить с кризисом, испытываемым при ритуале инициации, приобщения. Нерваль не исключение. Мне неизвестно, к примеру, существует ли анализ раннего творчества Гете, проведенный под этим углом зрения. Но уже пожилой Гете описывает в своей работе «Поэзия и правда» бурный опыт периода Sturm und Drang в таких словах, которые напоминают нам форму инициации, используемую шаманами. Гете говорит о неуравновешенности, эксцентричности, безответственности своего поведения в эти годы. Он признается с том, что впустую расточает время и способности, что жизнь его потеряла смысл и значение. Он живет в состоянии «хаоса», его «растерзали и разрубили на части» (in solcher vielfachen Zerstruung, ja Zerstuckelung meines Wesens). Но ведь «хаос» (духовно-психическая нестабильность) равно как и экстатический опыт расчленения тела есть характерные черты инициации шаманов. И подобно тому как будущий шаман, проходя инициацию, укрепляет свою личность, которая становится сильнее и приобретает более творческий характер, так и Гете после периода «Sturm und Drang» приходит к духовной зрелости и становится хозяином своей жизни и своей творческой деятельности.

Значение инициации в современном мире

Мы не будем судить здесь о правомерности и справедливости результатов этих работ. Но повторим еще раз, что в некоторых из них текст интерпретируется авторами — историками, критиками, эстетиками, психологами — так как если бы признавались прямые (хотя, может быть, и бессознательные) связи с инициацией. Объяснить это можно несколькими причинами. Прежде всего потому, что в своих самых сложных формах инициация способствует пробуждению творческого импульса и направляет его. Во многих традиционных культурах поэзия, зрелище, мудрость есть прямой результат ученической инициации. И очень хорошо, что в настоящее время стали изучать взаимоотношения между инициацией и самыми «благородными», самыми творческими проявлениями культуры. Мы уже говорили об «инициатическом» характере сократовской майевтики.⁴¹ Можно провести также подобное сближение между инициацией и феноменологией: феноменология стремиться упразднить «профанный» опыт, то есть опыт естественного человека. То, что Гуссерль называл «естественным положением» человека в традиционных обществах соответствует профанному состоянию, состоянию до инициации. Через инициацию зрелости новообращаемый приобщается к миру сакрального, то есть ктому, что он считает реальным и значимым в культуре, к которой он принадлежит, подобно тому как субъекту — как я мыслю — с помощью феноменологической редукции удается достичь реального. Но подобные исследования имеют также значение и для современного человека. Желание расшифровать сюжеты инициации в литературе и в искусстве (живопись, кино) не только раскрывает переоценку инициации как процесса духовного возрождения и изменения, но также и некоторую ностальгию по подобному опыту. Мы знаем, что инициации в традиционном смысле этого слова в Европе исчезли уже давно, но мы также знаем, что символы и сюжеты инициации сохранились на уровне бессознательного, прежде всего в снах и в мире воображаемого. Знаменательно, что в настоящее время мы изучаем эти пережитки с таким интересом, который трудно было бы представить 50 или 60 лет назад. Фрейд нам