— Нет, спасибо. Никогда не курил.
— Хвалю! — Он посмотрел Пантелимону прямо в глаза. — Знаешь, зачем я тебя вызвал?
— Мне сказал вчера товарищ Ульеру.
— Что он тебе сказал?
— Чтобы я явился к вам в контору перед обедом. А если вы меня задержите…
— Он не все тебе сказал. Впрочем, я и не ждал, что он все тебе скажет. Итак, поговорим по существу.
Он затянулся и продолжал с сигаретой в углу рта:
— Суть для нас не в том, что тебе наболтал Зеведей. Нас интересует цепочка, о которой ты тоже упоминал три дня назад: взрыв на слатинской красильной фабрике — подпольная типография, где набирают фальшивую «Скынтейю», а главное — подчеркиваю, главное, — инцидент в музее вооруженных сил, который имел место именно в шестьдесят шестом году и подвел под суд замдиректора. Подробности ты, конечно, знаешь, напоминать сейчас не буду… Но, — он вынул изо рта сигарету и слегка перегнулся через стол, так и впившись в Пантелимона взглядом, — тебе известно и кое-что еще… — Он выдержал паузу. — Например, формула краски, которой перекрасили несколько образцов военной формы девятнадцатого века. Замдиректора музея говорил «подправили цвет», но на самом деле цвет был изменен до неузнаваемости по сравнению с оригиналом. А следствие показало, что эту краску в шестьдесят шестом году можно было получить только в двух местах: на слатинской красильной фабрике и в лаборатории, где ты тогда, в шестьдесят шестом, работал. — Он тщательно раздавил окурок в пепельнице. — Вот почему я тебя вызвал. Из нашей краткой беседы три дня назад я вынес, что ты тоже выстроил цепочку, которую мы засекли… Ну, можешь начинать, откуда хочешь.
Пантелимон вдруг поймал на своем лице улыбку и беспокойно дернулся на стуле.
— Если я скажу всю правду, — вдруг твердым голосом начал он, — я рискую потерять место, а уж понизят-то меня точно, потому что вы подумаете, что я либо кретин, либо не в своем уме. Но я скажу. Правда состоит в том, что три года назад, в шестьдесят шестом, я работал над тем же проектом, что и сейчас, с сырьевым материалом. В красильном производстве я просто-напросто ни в зуб ногой. Что же касается перекрашенных экспонатов из музея вооруженных сил, про это я в первый раз слышу. А про взрыв в Слатине знаю только со вчерашнего дня от товарища Ульеру…
— Ты меня не так понял, — почти сурово перебил его Нэстасе. — Я не сказал, что ты непосредственно участвовал в изготовлении краски. Я только напомнил, что такую краску могли изготовить в лаборатории, где ты работал. Мало того, одна твоя коллега, молодая интересная особа…
— Это была моя ошибка, — покраснев, остановил его Пантелимон. — Мы не сошлись характерами.
— Нет, я не про то. Просто напоминаю, что твоя юная химичка жила в доме тринадцать по улице Лучафэр, а в тринадцать-бис живет Зеведей…
Пантелимон заперхал, как будто пытался прочистить горло.
— Трудно поверить, что ты никогда не встречал Зеведея.
— Трудно, но факт. — Голос вернулся к Пантелимону. — Никогда его не встречал!
— Допустим и это, — спокойно согласился Нэстасе. — Однако не может же быть, чтобы ты совсем не знал, чем занимаются… о чем говорят в других лабораториях, например в красильной…
— Я же вам признался, в красках я полный нуль.
— А ведь твоя коллега, Санда Иринеу, работала именно в красильной лаборатории.
Пантелимон пожал плечами.
— Наедине, — сказал он, — мы никогда не поднимали проблемы химии.
— А на людях? В столовой, к примеру, или в походе? Поход в горы летом шестьдесят шестого — вы и еще двенадцать человек с работы?
— Тогда мы последний раз были вместе, — веско произнес Пантелимон. — По возвращении в Бухарест расстались.
— И тебе ничего не показалось странным в разговорах, в дискуссиях? Ничего не запало в память? Что говорил, например, доктор Магеру, которого потом перевели в Слатину? Я слышал от твоих коллег, вы были друзьями…
— Кем-кем, а друзьями мы не были. И если хотите знать, то это именно из-за него мы с Александрой расстались.
Нэстасе слушал, кивая.
— Тем не менее ты не окончательно порвал с товарищ Иринеу. Ты ей писал.
— Открытки, — улыбнулся Пантелимон. — Она их коллекционирует.
— А в прошлом году послал ей целую бандероль…
— Специальную брошюрку на немецком языке… хотел сделать ей приятное.
— Не дошла твоя брошюрка, — сразил его Нэстасе. — Товарищ Иринеу успела переменить адрес. Получила командировку в Швецию и там осталась…
Пантелимон побледнел, провел рукой по волосам и в недоумении уставился на мокрую от дождевых капель руку.
— Ты не знал, что она осталась в Швеции?
— Н-нет, — промямлил Пантелимон и уронил руку на колени.
— Если волосы намокли — верная простуда, — сказал Нэстасе, поднимаясь. — Дамка я тебе аспирину.
Пантелимон послушно проглотил таблетку и залпом выпил стакан воды.
— Спасибо, — поблагодарил он, переведя дух.
— Но представь, шведский климат ей не подошел, и она перебралась южнее. Гораздо южнее… Кажется, в Уганду…
Прослушав магнитофонную запись, Гиберча поднял голову и спросил:
— Зачем ты брякнул про Уганду?
— Так, вырвалось. Посмотреть, как он будет реагировать.
— Он отреагировал блестяще. Либо правда ничего не знает и тогда совершенно справедливо считает себя полным кретином. Либо умеет прятать концы. Но с нами играть — это надо быть не в своем уме, как он тоже справедливо считает…
Гиберча помолчал, устремив взгляд в потолок.
— Время идет, подпольная типография работает — правда, через пень-колоду, с перебоями, — а мы все топчемся на месте. Три месяца! Три месяца, как обнаружили первый Фальшивый номер…
Нэстасе поерзал на стуле и, видя, что молчание затягивается, осмелился:
— Если позволите, товарищ полковник, мы все же кое-что установили.
— Например?
— Например, связь между Слатиной и музеем вооруженных сил…
— Да если бы знать наверняка, что есть такая связь!
— …или, например, что изменения, внесенные в текст, и прежде всего опечатки составляют код, посредством которого передаются сообщения…
Гиберча медленно крутанул свое кресло на колесиках к окну, не отрывая от потолка задумчивого взгляда.
— Изменения, внесенные в текст, — раздельно повторил он. — Самое главное, оно же самое загадочное: «Уединенные всех стран, соединяйтесь!» Но прежде всего — да, опечатки. Вместо «провинциальный» — «провиденциальный»; вместо «верный» — «скверный», все вот в таком роде. То подменят одну букву, то пару буковок прибавят…
— Согласно коду, — застенчиво подсказал Нэстасе.
— Однако за три месяца спецслужбы его еще не расшифровали, этот код.
Нэстасе подвинулся к самому краешку стула.
— Мы знаем по крайней мере, что передаются сообщения каким-то подрывным группам; очень возможно, организуются акты саботажа, а еще вероятнее — готовится заговор!
Гиберча крутанул кресло обратно и, очутившись лицом к лицу с Нэстасе, пристально посмотрел ему в
