После некоторых сомнений я попросил остановить машину. Мы все вылезли и направились к лесу. Там, метрах в пятистах от дороги, я узнал не только место, но и дерево, к которому прислонился в беспамятстве.
— Вы тоже сидели где-то тут, — сказал я Ванманену и Богданову и добавил, показывая рукой на чащу леса: — И, по-моему, мы пришли вон оттуда.
— Тогда все очень просто, — решил Бадж. — Надо найти ваши следы.
В самом деле, наметанный глаз мог бы различить на ковре мертвых листьев следы европейских башмаков. Шофер Баджа со страстью следопыта пошел по ним. Но метров через пятьдесят следы вывели его из леса на большую поляну и там потерялись. Мы ничего не понимали. Мы не помнили, чтобы нам приходилось пересекать открытое пространство — кроме того, что находилось перед домом Ниламвары, с трех сторон окруженным лесом.
— Если хотите, прочешем весь лес, — сказал Бадж. — Но только он у меня хожен-перехожен, и я вас уверяю, что даже руин какого бы то ни было дома вы тут не найдете. Однако остерегайтесь змей.
— Но мы всю ночь плутали в самой чаще джунглей, и ничего с нами не случилось, — возразил Ванманен.
— В тех джунглях, где вы плутали, змеи не жалят, — загадочно отозвался Бадж.
Мы прошли еще около получаса, не встретив никакого жилья, даже хижины. Ванманен начал уставать.
— Ну что, продолжим путь? — спросил Бадж. — Хотя предупреждаю, что точно такой же лес тянется еще на несколько миль.
— Не стоит труда, — отвечал Богданов. — Я чувствую, что не по этому лесу мы ходили сегодня ночью.
— Другого нет, — отрезал Бадж.
Мы обескураженно повернули обратно. Ванманен то и дело озирался, как бы отказываясь верить глазам.
— А что, если мы ночью нечаянно обогнули Серампор и попали на северный его конец? — пробормотал он.
Бадж бросил через плечо, убыстряя шаг:
— Поехали в Серампор!
Машина домчала нас туда за десять минут, еще раз доказав нам, что Серампор нельзя обогнуть, минуя большое Калькуттское шоссе.
— Заедем к Чаттерджи, — предложил Бадж. — Вдруг он нас просветит…
У Баджа, который знал всех на свете, и в Серампоре был знакомый, Чаттерджи, торговец джутом, живущий на окраине. Мы застали его дома.
— Говорите обиняками, как будто так, где-то что-то слышали, — предупредил нас Бадж. — А то он подумает, что вы либо со сдвигом, либо над ним издеваетесь.
Чаттерджи был настоящий кладезь всевозможных сведений. Но о старинном доме посреди джунглей даже он не слышал. Только когда Ванманен дошел до рассказа о Ниламваре Дасе и некоей Лиле, его жене или дочери, таинственным образом убитой ночью, он вытаращил на нас глаза.
— Откуда вы это взяли?
— Один наш знакомый был у Ниламвары как раз в ту ночь, когда это случилось, — соврал Ванманен.
— Но это случилось полтора века назад! — изумился Чаттерджи. — Ниламвара Даса принадлежал к высшей вишнуитской знати Бенгала, и его молодую жену, Лилу, действительно убил главарь мусульманской банды: влюбился в нее, хотел похитить… Так говорит легенда.
— А ты не знаешь случайно, где жил этот Даса? — спросил Бадж.
— Да где-то под Серампором, — был ответ. — Дом, правда, давно сровняли с землей, еще в тысяча восемьсот десятом, когда громили особняки индуистов. Впрочем, Ниламвара Даса, человек очень богатый, имел не один дом. А жену его пытались похитить, когда она возвращалась из города в их летнюю резиденцию. Слуг при ней было немного, одному удалось спастись, он оповестил Ниламвару, тот бросился на выручку, и разбойник при его приближении убил Лилу.
Мы ошарашенно смотрели друг на друга. Бадж продолжал допытываться у Чаттерджи, не живет ли в окрестностях какой-нибудь другой Ниламвара Даса.
— Маловероятно, — отвечал Чаттерджи. — Род был знатный и угас в начале прошлого века. К тому же сейчас нет такого имени: Даса. Его современная форма — Дас…
Он смолк, глядя на наши потрясенные лица, недоумевая, почему мы принимаем все это так близко к сердцу.
— Ваш знакомый просто пересказал вам легенду, в здешних краях о Ниламваре осталась память, — проговорил наконец Чаттерджи. — Целые баллады сложены про похищение и убийство его Лилы…
Ванманен резко поднялся.
— Пойдемте! — бросил он Баджу. — Я уже ног под собой не чую.
Мы распрощались с Чаттерджи и отправились прямиком в Калькутту. Мы в самом деле были порядком измотаны и первое время даже не разговаривали. Наконец Ванманен повернулся к Баджу.
— Ты понимаешь, надеюсь, что не стоит болтать об этой истории…
Бадж задумчиво кивнул.
— Мы пали жертвой дьявольской галлюцинации, — шепотом сказал Богданов.
— Если бы только галлюцинации, — отозвался Бадж.
Мы снова замолчали, не глядя друг на друга.
— Не понимаю, зачем Сурену Бозе понадобилось натолкнуть нас на такие страсти, — сказал Ванманен. — Мне будет теперь нелегко подать ему руку…
— Но, может быть, мы сами невольно вторглись куда не следует? — предположил я.
— Так или иначе, — заключил Ванманен, — все это должно остаться между нами. По возможности надо избегать Бозе, а если он идет навстречу и деваться некуда, тогда ведите себя так, будто ничего не произошло…
Ни один из нас больше не попал в Серампор. Богданов слег в лихорадке, Ванманен ходил чернее тучи, а Бадж бросил привычку проводить уикенды в своем бунгало. Вскоре мы узнали, что он продал его за бесценок.
Обстоятельства, которые не имеют никакого отношения к этому рассказу, вынудили меня срочно покинуть Калькутту и отправиться искать тишины в одном из монастырей на западных отрогах Гималаев, в окрестностях Хардвара. Сурена Бозе после того случая в Серампоре я встретил лишь раз. Я побледнел при виде его, но уклониться от встречи было поздно. Мы довольно вяло поговорили — он, как обычно, расспрашивал про мои занятия, я скупо отвечал. Все же он не смог отказать себе в удовольствии бросить камешек в огород Ванманена.
— Наш старый приятель слишком много пьет для здешнего климата… — сказал он, явно провоцируя меня этой заведомой клеветой.
Я промолчал, поскольку обещал ни с кем, тем более с Суреном Бозе, не обсуждать происшествие в Серампоре.
Однако, поселившись в Гималаях, в Ришикеше, и проведя там много месяцев, я все же нарушил обещание и рассказал Свами Шивананде, человеку, с которым сошелся ближе всех в монастыре, о нашем необыкновенном приключении. Да и как было не рассказать, если он сам когда-то изучал и практиковал тантру, если от него только я могла прийти разгадка тайн, непосильных для моего незрелого ума. Свами Шивананда был личностью замечательной. Сингапурский медик, женатый, имевший двоих детей, в один прекрасный день он все бросил и ушел искать спасения в гималайский монастырь. Я бы хотел описать когда-нибудь удивительную жизнь этого медика-аскета, который пешком обошел всю Индию, участвовал в религиозных церемониях всех сект и изучил все философии в поисках спокойствия для собственной души. Он нашел то, что искал, в хижине на берегу Ганга, в Ришикеше, где обосновался лет за семь до моего прибытия туда. Обосновался — не совсем точно сказано, поскольку шесть месяцев в году он проводил в дороге, то восходя к снежным вершинам Бхадринатха, то спускаясь в Пондишери или Рамешварам.
