Яновича Апина, еще в одной — Гаврилова и Зуевского — по разработке электрических схем подрыва зарядов. Наконец, последняя комната принадлежала отделу К.И.Щёлкина — натурных испытаний, в ней мне как раз и предстояло трудиться. По соседству с этой комнатой должна была располагаться лаборатория Евгения Константиновича Завойского, но в тот момент она была еще пуста.
Обо всех этих лабораториях, их руководителях и личном составе мне рассказал Александр Дмитриевич Захаренко, с которым я познакомился в первый день посещения лабораторного корпуса. А.Д.Захаренко считался старожилом, знал здесь всех и вся. Он был весьма привлекательным человеком, быстро располагающим к себе собеседников.
Помещение, принадлежащее отделу натурных испытаний, в это время было пустым, если не считать вытяжного шкафа, смонтированного в правом от входа углу. Это помещение мне и предстояло оборудовать и обживать. С чего начинать работу, будет ясно только после приезда Кирилла Ивановича. А пока? Пока предстоит знакомство с населением других лабораторий, которое составляло на начало апреля 1947 года всего лишь 10–12 человек. Из руководящего состава на месте был лишь М.Я.Васильев. Остальные руководители начали появляться только в мае.
Во всех лабораториях копошились люди, что-то получали через отдел снабжения и расставляли по комнатам, что-то пилили, строгали — шла потихоньку работа. А в лаборатории А.Д.Захаренкова коллектив из трех человек занимался уже основной тематикой: в шаровых мельницах размельчались взрывчатые вещества, просеивались смеси, в специальных «банях» плавилась взрывчатка, на всю мощность работал вытяжной шкаф. Главным и «мельником», и «поваром» была лаборант Мария Александровна Горяева, помощником у нес на этой «кухне» был инженер Сергей Петрович Егоров.
Через неделю после моего появления на объект прибыл мой однокурсник Борис Николаевич Леденев, назначенный в лабораторию Л.В.Альтшулера. Вдвоем нам стало проще осваиваться и знакомиться с ранее прибывшими сотрудниками.
Вскоре из всех работающих создалась довольно дружная семья. В лаборатории затаскивали столы, шкафы, станки и всякую всячину. Под призыв 'Раз, два — взяли!' работа шла веселей, и знакомство проходило основательнее. А народ помаленьку прибывал во все лаборатории корпуса, кроме той, в которой я оставался в одиночестве вплоть до июля.
Лаборатория разработки и исследования взрывчатых составов должна была разместиться вдали от производственных цехов в отдельном одноэтажном здании с бронебашней для производства взрывов ВВ до 1 кг. Здание было сдано в эксплуатацию лишь в июле. Возглавил лабораторию Александр Федорович Беляев, а первыми ее сотрудниками были: Василий Константинович Боболев, Виктор Михайлович Некруткин, Екатерина Алексеевна Феоктистова, Петр Иванович Рой, Берта Абрамовна Терлецкая.
По соседству с нашим лабораторным корпусом разместилось одноэтажное здание небольших размеров — лаборатория получения инициирующих ВВ и разработки капсюлей-детонаторов (КД). Возглавил ее Иван Петрович Сухов. Первыми его сотрудниками были Зотиков, Борисов, Клюев.
Таким образом, все научно-исследовательские лаборатории будущего института по разработке атомной бомбы разместились на территории бывшего завода по производству реактивных снарядов для «Катюш». Производственные цеха, которым предстояло в дальнейшем изготавливать и оборудование для лабораторий, и экспериментальные узлы для исследовательских работ, и детали самой бомбы, коренным образом реконструировались, пополнялись соответствующим станочным оборудованием.
Конструкторское бюро будущего института расположилось в части административного корпуса. Возглавил его поначалу тот самый Турбинер, который в свое время оказался первым известным мне начальником из этого ведомства, куда определила меня судьба. Из конструкторов, с кем я в те дни познакомился и сдружился на долгие годы, в бюро были: Владимир Федорович Гречишников, Самвел Григорьевич Кочарянц, Николай Александрович Терлецкий, Николай Васильевич Колесников, Михаил Иванович Пузырев, Павел Алексеевич Есин, Борис Акимович Юрьев, Василий Никитич Шахаев. В эту группу влился другой мой однокашник — Игорь Владимирович Богословский.
Нас, инженерно-технических работников, на всем объекте в апреле 1947 года насчитывалось не более сотни человек. Все мы — управленцы, конструкторы, исследователи, производственники — регулярно, три раза в день, встречались в столовой, единственной для ИТР, которая размещалась в том же административном корпусе. Поэтому, быстро перезнакомившись, знали друг о друге многое.
Хотя жизнеобеспечение городка поддерживалось на самом высоком уровне, все же о минувшей войне и здесь забывалось с трудом. Напоминало о ней многое: и боевые отметины, и военная форма одежды, которую еще не на что было сменить, и фронтовые воспоминания в короткие минуты досуга. Но у всех был боевой дух, высокий настрой, исключительная жизнерадостность. Многие жили без семей: одни еще не успели обзавестись, у других она была, но некуда было привезти — жилье только строилось.
Работали по многу часов, выходные дни не каждому удавалось использовать для отдыха. Все были молоды, радовались мирному труду, знали, что наша работа очень нужна стране. Да и условия были созданы такие, чтобы каждый мог полностью отдаваться работе.
После голодных военных и послевоенных лет с плохой домашней обустроенностью здесь были созданы условия самые благоприятные. Каждый получал кроме трехразового бескарточного питания в столовой еще карточки категории рабочих (самые высокообеспечиваемые), дополнительные карточки «Р-4» и еще так называемый «Литер-Б» (кое у кого был и 'Литер-А'). Эти карточки отоваривались весьма высококачественными продуктами, которых было более чем достаточно для семьи из 3–4 человек.
Несколько скромнее было с промтоварами, но о них тогда почти никто и не думал. А семьям, вселяющимся в новые дома, выдавалась мебель, полный комплект постельного белья и посуды — и все это в кредит на много лет, так чтобы вычеты из зарплаты за полную домашнюю экипировку составляли весьма малую, почти незаметную для бюджета семьи, сумму.
21
Из Москвы регулярно, кроме воскресенья, прилетал самолет. Он привозил новости с 'большой земли', почту, новых людей, заказанное в срочном порядке оборудование. О своем появлении самолет извещал «почетным» кругом над административным зданием: как правило, это было в обеденное время. Самолет был тогда единственным средством почтовой связи и передвижения.
Некоторые досужие историки в своих повествованиях со слов неких свидетелей событий тех дней утверждают, что такое материальное обеспечение было создано только для ИТР, а рабочие жили в неимоверно плохих условиях и впроголодь, а кое-кто якобы даже падал в обморок от голода на рабочем месте у станка. Все это — полный и недобросовестный вымысел.
В 1947 году рабочих было чуть больше, чем ИТР. Я был очень близко знаком почти со всеми рабочими опытного производства, транспортного цеха, снабженческих служб и т. д., постоянно встречался с ними в цехах и на складах, где выполнялись наши заказы на оснастку, экспериментальные узлы, изделия внешней поставки и транспортировку. Со многими из них был в близких товарищеских отношениях и очень хорошо знал уровень жизни их семей.
Жилищные условия рабочих ничем не отличались от условий ИТР. По карточкам и дополнительным «литерам» рабочие и ИТР покупали продукты одного ассортимента, в одном и том же магазине и по одинаковым ценам. На равных правах они обеспечивались мебелью, домашней утварью и промтоварами.
Единственное, что нас разделяло, — это столовая. ИТР питались в административном здании, рабочие — в бывшем монастырском храме, переоборудованном под столовую. Обслуживались рабочие так же без карточек по специальным талонам и по тем же ценам.
Многие высококвалифицированные рабочие имели оклады в 2–3 раза больше, чем ИТР. Была небольшая группа уникальных слесарей-инструментальщиков, которым были установлены персональные оклады — 3500 рублей. (Напомню — оклад инженера 1300 рублей).
С отменой карточной системы 15 декабря 1947 года закончилась и дискриминация со столовой и разными «литерами» на приобретение продуктов питания: ешь и пей в любом общепитовском заведении и покупай в любом магазине все, что там есть в ассортименте и столько, сколько хочешь, если позволяет
