Танго дьявола

Эрве ЖЮБЕР ТАНГО ДЬЯВОЛА

ОДНО СЕРДЦЕ, ОДНА ДУША

— Итак, первый проход — salida, потом восемь шагов вперед. Готова?

— Да, Грегуар.

— Пошли.

В украшенных гротескными скульптурными масками стенах помещения для игры в мяч, превращенного в бальный зал, зазвенела гитара. Роберта Моргенстерн прижалась к партнеру. Он, с вытянутой рукой и орлиным профилем, походил на величественного конкистадора, указующего на землю обетованную.

Загремел барабан. Вступили скрипка и бандонеон. Пара пошла на приступ невидимой диагонали.

Такты, вначале медленные, убыстрялись и бичами щелкали над их головами. Роберта выполнила первый проход в состоянии полной отрешенности. Но ее тут же окунула в реальность внезапная тишина, предвещающая следующую фигуру и разворот для движения в другом направлении, указанный танцмейстером.

— Не так возвышенно, Роберта. Более приземленно.

Arrabal — драка на ножах, публичные дома и milongas — замощенные деревом улочки Буэнос-Айреса… Роберта с головой погрузилась в яростную кипучесть танго. Роземонд ощущал, что они достигли полного слияния. Партнерша, яростная дикарка, была именно такой, какой он ее любил, — хищной, колючей, вездесущей амазонкой.

Закончился второй проход. Их глаза встретились. В зрачках Роберты горел вызов, а глаза Роземонда искрились весельем, которое выбило ее из седла.

— Что? — спросила она, отступив.

Он с силой привлек ее к себе и прижал к груди. Она была ниже его на целую голову. Но ее решительный вид уравнивал их в росте. Цвет глаз — у нее изумрудный, у него аквамариновый — наводил на мысль, что их изготовили из одного куска малахита, а когда они смотрели друг на друга, казалось, их отношениями управляет тончайшая алхимия.

— Вы превосходны, моя дорогая. Но танго дьявола не допускает не малейшей передышки. Я прошу вас применить латинское выражение «Единое сердце и единая душа» в буквальном смысле.

Что касается сердца, сожалений у нее не было. Но дарила ли она ему свою душу?

— Ну-ка покажите, что у вас в брюхе, — добавил он с хладнокровием мясника.

И пара сорвалась с места, сплетая цепочку твердых ритмичных шагов, пока скрипка, флейта, бандонеон и барабан гремели, сотрясая балки, люстры и пол.

Коммунальное здание было самым высоким из административных строений. От подвалов, где располагались службы Переписи и конвейер по производству метчиков, до кабинета министра безопасности, оно символизировало прямоту, бдительность и справедливость, которые царили в Базеле. На шестьдесят девятом этаже, где находился Криминальный отдел, денно и нощно бодрствовал майор Грубер.

Отдел криминальных дел? — вопрошал он себя. Последние тридцать лет снижение числа преступлений шло почти по отвесной кривой, а за три года, прошедшие со времени «Кадрили убийц» [1], ничего или почти ничего не происходило.

— Воздадим должное этим чудесным метчикам, — уныло произнес майор.

Они были повсюду, днем и ночью. Метчики, мельчайшая бдительная пыль, которую разносит ветер, хранили в своей памяти все генетические данные базельцев и поднимали тревогу, как только совершалось правонарушение, даже самое незначительное. Виновных мгновенно идентифицировали, и их забирала милиция. Еще немного — и преступление вообще исчезнет с лица Земли.

Год за годом Криминальный отдел расставался с кадровыми следователями. Грубер оставил под рукой тридцать резервистов, в том числе Роберту Моргенстерн и молодого Клемана Мартино, которого ждала прекрасная карьера в Безопасности. Но последний, по мнению майора, был слишком нетерпелив и несобран, а в их деле требовались умеренность и умение размышлять. Хотя майор тоже был молод в эпоху, когда метчиков, еще не было и в помине…

Грубер сунул руку в центральный ящик письменного стола, включил защелку потайного механизма — дно ящика ушло в сторону — и достал шкатулку, отделанную красным деревом, которое сохранило свой яркий цвет, поскольку всегда пребывало вдали от света. В ней лежали три предмета, завернутых в шелковистый бархат. Он положил их перед собой.

Золотой талер с орлом и решкой-близнецами, воспоминание о Казначее, последнем фальшивомонетчике… Военные награды отца, хрупкие жестяные сувениры… Зеркальное пенсне…

Он заказал его у господина Винэ, чья оптическая мастерская находилась в ныне затопленной части Базеля. Его сокурсники-выпускники от души издевались над ним. «Черные очки! — фыркали они. — Смотреть одновременно вперед и назад! Почему бы не перчатки с крючьями, чтобы хватать преступников!»

Он протер носовым платком в клеточку стекла пенсне и водрузил его на нос. Все, что было позади, отразилось в двух ртутных полумесяцах, размещенных по краям затемненных стекол.

Следить, идя впереди подозрительного типа. Не выслеживать, а опережать, давая ему возможность тащиться позади. Грубер, юный, а значит, самоуверенный, мечтал продемонстрировать свое изобретение, запатентовать его, показать на выставке в большом амфитеатре Академии, чтобы следователи воспользовались им. В самых безумных его мечтах армии людей-зеркал бродили по городу, а за ними двигались ничего не подозревающие правонарушители. Появление метчиков положило конец надеждам. Его изобретение так и осталось лежать в потайном ящике стола.

Он снял пенсне и перечитал приказ Арчибальда Фулда, министра-начальника, который получил с внутренней почтой сегодня утром. За верную и честную службу… Медаль за заслуги… Пенсионная премия… Признательная Безопасность… Татати… Татата… Возраст вынес свой вердикт. Его отправляли в отставку первого числа следующего месяца. Преемника еще не назначили. Быть может, уже было решено закрыть Криминальный отдел.

Грубер попытался представить себя в ином месте, а не в кабинете коммунального здания, но у него ничего не получилось. У него был маленький домик на улице Мимоз, неподалеку от Дворца правосудия. Но он почти никогда в нем не бывал. И неухоженный садик давно превратился в заколдованный лес. Последние тридцать лет он провел здесь — вся его жизнь прошла в кабинете.

Он открыл ящик с папками, где лежали отчеты по уголовным делам. Несколько килограммов бумаги, которая вскоре попадет в архивы министерства, где будет собирать пыль… Грубер взял наугад одно из дел и принялся читать его.

— Вы не понимаете, что делаете, мой островной зяблик, — прошептал Грегуар, ведя ее вихляющим шагом по бесконечному музыкальному склону.

Квартет с яростью отбивал смены ритма. В унисон с барабаном стучала в венах и артериях кровь. Тело Роберты с трудом справлялось с адским темпом. Проход был слишком тяжелым для ее усталых связок.

— Простите, Грегуар. У меня сегодня мысли в другом месте.

— Тогда верните их сюда. Иначе мы никогда не закончим это танго.

— A molinete[2] когда?

— Сейчас!

Роземонд с силой закрутил партнершу и бросил ее на противотакте в новом направлении. Они двигались в бешеном ритме, вытянув руки, сплетя пальцы, касаясь щеками.

— Приготовьтесь к переходу слева направо.

Они плыли к углу зала, который преображался по мере их приближения. Они были не тараном, а носом корабля. И неслись по поверхности океана из светлого дерева к колоссу, который выплывал из небытия.

— Дух этого танца! Он материализуется! — обрадовалась Роберта.

Существо почти касалось головой потолка — рост его был около десяти метров. Его неясные серебристые контуры курились дымком, облекая газовыми шарфами.

— Мы еще никогда не доходили до такого совершенства, — ликовал Роземонд. — Латинские танцы действительно полны сюрпризов.