каменном полу в бессознательном рефлексе.
Раз электричество вырублено, было бессмысленно попытаться открыть ворота с его помощью. Единственное, на что я надеялся, — они должны были предусмотреть ручное отпирание ворот в случае аварии. Я посветил себе фонариком и быстро обнаружил, что упаковочный ящик, который охранники использовали вместо стола, скрывал ручную лебедку. Отшвырнув ящик, я навалился всем телом на рукоятку. С нее обильно посыпалась ржавчина, прежде чем ворота пришли в движение. А когда острые концы приподнялись над землей всего на четыре фута, что-то в механизме заело, и решетка перестала двигаться — наверное, обломок металла застрял в шестеренках. Я махнул Виктору Сейблу, чтобы он пролез под зубьями. Но пролезть сам я не мог — нужно было, чтобы кто-нибудь держал лебедку и она не раскрутилась. Неизвестно, по какой идиотской причине, но я рассмеялся. Для смеха было явно не то место и не то время, но я продолжал смеяться. Леди Удача не оставляла мне никакого шанса. Все, на что я мог надеяться, — что тот же кусок металла, который не давал решетке подняться, не даст ей упасть слишком стремительно... Вот только ее внушительный вес играл против меня. Единственный шанс. Это все, что у меня оставалось. Я отпустил рычаг, быстро нырнул под решетку, прокатился по земле и остался лежать в испарине, пока заостренные пики не опустились в свои гнезда.
Сейбл наклонился и помог мне подняться. Я ощупал гранаты на поясе и проверил сорок пятый, ощутив его дружеское тепло на боку, потом посмотрел на свои руки и вытер их о пиджак.
— Вы ранены.
— Меня ранило до этого.
— Вам, наверное, нужна помощь.
— Позже, — сказал я. — Сейчас нет времени.
Я потащил его к «вольво», подождал, пока он заберется внутрь, и повернул ключ зажигания. Все, что я мог подумать, было: «Черт побери, она все еще работает!»
Снижать скорость было почти невыносимо, но гнать означало бы смерть. Фары осветили двоих часовых, обходивших свою территорию с ружьями наперевес. Я включил нижний свет, чтобы фары не слепили им глаза, и, высунувшись из окна, окликнул их. Вытащив пару купюр из кармана, я сказал:
— Капитан сказал, чтобы я дал вам вот это и поблагодарил за службу.
Купюры были для них слишком крупными. Один даже отставил ружье в сторону, чтобы хорошенько рассмотреть бумажку в свете фар. Самым сложным было не дать им пожать себе руку в знак благодарности. Любой другой на их месте просто засунул бы деньги в карман и тут же забыл о них. Патрульный на последнем посту перед дорогой был подозрительнее, мне пришлось приложить больше усилий, чтобы он согласился взять деньги. Впрочем, после этого он расплылся в смущенной улыбке, прекрасно понимая, насколько весомым вкладом в его личный бюджет стала эта единственная купюра.
Когда мы наконец оказались в безопасности, Сейбл повернулся ко мне и спросил:
— Неужели ваша страна всегда так хорошо подготовлена ко всяким неожиданностям?
— Это была моя личная инициатива. Ничто так не побуждает бедняков к действиям, как созерцание чужого богатства.
— Вас трудно понять, друг мой. Мне непонятно, что побуждает к действию вас.
— Иногда я сам себе удивляюсь, — ответил я. — В данный момент вы смело можете называть меня простаком.
— В это я не могу поверить.
— А каково тогда ваше мнение?
— Я мог бы сказать вам, но вполне возможно, что вам это не понравится.
— Спасибо и на этом, — усмехнулся я.
Я увидел в отдалении огни, отражавшиеся от верхушек деревьев, хотя их свет и рассеивался из-за низко висящих облаков, нажал на тормоза и остановился, не доезжая до изгиба дороги; затем дал задний ход и направил «вольво» с обочины прямо в кусты, стараясь держать машину под таким углом к встречным, чтобы лучи их фар не отразились в наших. Сказав Сейблу, чтобы он ждал моего возвращения, я вылез из машины, пробежал назад около пятидесяти ярдов и, заняв удобную позицию, стал ждать.
Вожди на этот раз не возглавляли процессию. Они выслали вперед охрану, которая должна была принять на себя возможный обстрел, а сами следовали на безопасном расстоянии под предлогом, что их деятельность слишком важна для этой страны, чтобы они подвергали себя прямой вражеской угрозе. Я сорвал чеку с двух гранат и зажал их в руках, высчитывая скорость приближавшейся колонны. Сотня футов отделяла каждую машину, я пропустил первые два грузовика, нагруженные солдатами, и бросил гранату.
Я немного ошибся в расчетах, но не в цели. Граната, мгновенно исчезнувшая в темноте, пролетела в лучах фар и пробила ветровое стекло. Водитель дико вращал руль, но не справился с управлением, и машина, съехав на мягкую обочину, медленно и тяжеловесно завалилась на бок.
Запал этой чертовой гранаты сработал не сразу, так что они почти успели выбраться наружу. Двери распахнулись вверх, внутри мигал свет, так что я мог рассмотреть и Карлоса Ортегу и Руссо Сабина, тщетно пытавшихся выкарабкаться. Только сейчас водитель наткнулся где-то в машине на гранату и завопил: «Граната, граната!» И тут она взорвалась.
Части тел Ортеги и Сабина взлетели в воздух из-под обломков в сопровождении оранжевых язычков пламени, послуживших им последним салютом.
Следовавшие за ними грузовики остановились и стали пятиться назад. Я бросил на дорогу вторую гранату и как сумасшедший побежал к «вольво». Я почти добежал, когда раздался взрыв, но не удосужился проверить нанесенный ущерб. Войска в ожидании следующей атаки остановились, и никто не обратил внимания на нашу машину, несшуюся в темноте прочь.
Я находил дорогу почти на ощупь и, только когда мы отъехали на достаточное расстояние, включил нижние фары, нажал на сцепление и вырвался на шоссе.
Лишь после этого я посмотрел на Виктора Сейбла, сидевшего на соседнем сиденье. Он был словно заморожен, с бледным, осунувшимся лицом.
— Расслабьтесь, — сказал я.
Звук моего голоса, казалось, вновь вернул его к жизни.
— Они...
— Мертвы, — ответил я и взглянул в зеркальце заднего обзора. Мы были одни на дороге. Я посмотрел на часы и ухмыльнулся. Мы вполне успевали.
Руки Сейбла были судорожно сжаты на коленях.
— Эти убийства, — проговорил он. — Все эти ужасные убийства...
— Приберегите ваше сочувствие, — посоветовал я. — Ведь они именно так пришли к власти.
«Вольво» плавно вписалась в изгиб, выровнялась и замедлила ход, как только я заметил перекресток, который меня интересовал. Ортега мог отдать приказ блокировать все перекрестки, и мне не хотелось рисковать. Объездной путь был длиннее, но вряд ли там стояли патрули, поэтому я свернул на пыльную дорогу, и мы снова затряслись по ухабам.
Впереди сигнальные огни аэродрома по-прежнему прощупывали небо длинными лучами, и я был почти уверен, что еду в правильном направлении. Я гнал время и сам себя загнал в ловушку, которую своими же руками и приготовил.
Сейбл заметил ее в тот же миг, что и я, хрипло вскрикнул и потянулся к рулю, но я успел отбросить его руку. Прямо посреди дороги валялся перевернувшийся старый «шевроле», который стоял на парковке отеля рядом с «вольво», окруженный обломками вагончика, несколько часов назад вытащенного мной на самую середину.
Я остановился, направил фары на кучу обломков, вылез из машины, держа наготове револьвер, и заглянул в «шевроле». Руль был свернут, кровь залила подушки, повсюду валялось разбитое стекло, но внутри никого не было. Дверь со стороны водителя была распахнута, и мне совсем не хотелось торчать здесь в свете фар, представляя легкую мишень для кого-нибудь, кто все еще мог прятаться в кустах, хотя, скорее всего, был уже далеко. Я снова залез в «вольво», объехал обломки и уже не съезжал с дороги, пока не увидел периметр аэродрома.
Отсюда можно было напрямую добраться до северного конца поля, поэтому я выключил фары, чтобы случайный луч маяка не обнаружил меня. Теперь ветер дул нам в спину, врываясь в окна бешеными
