эпической литературы, имеют экстатическое происхождение в том смысле, что они заимствованы из рассказов шаманов о путешествиях и приключениях в сверхчеловеческих мирах.
Возможно, что и предэкстатическая эйфория составляла один из универсальных источников лирической поэзии. Подготавливая транс, шаман бьет в бубен, вызывает своих духов-помощников, говорит 'на тайном языке' или 'языке животных', наследуя крики животных, особенно пение птиц. В конце он достигает 'второго состояния', стимулирующего лирическую поэзию и языковое творчество. И в наши дни поэтическое творчество является актом совершенной духовной свободы. Поэзия обновляет язык, становясь его продолжением; каждый поэтический язык является прежде всего тайным языком, то есть творением собственного мира, мира совершенно закрытого. Самый чистый поэтический акт является пробой нового сотворения языка на основе внутреннего переживания, которое — как и экстаз или религиозное вдохновение «примитивных» людей — открывает самую глубину вещей. Именно из этого рода языковых творений, ставших возможными благодаря предэкстатическому «вдохновению», выкристаллизовались позже 'тайные языки' мистиков и традиционные аллегорические языки.
Следует также сказать несколько слов о драматическом характере шаманского сеанса. Мы имеем в виду не только лечебные сеансы, иногда исключительно сложные, изысканные и оказывающие, несомненно, положительное влияние на больного.[1655] Всякий настоящий шаманский сеанс становится в конечном итоге спектаклем, не имеющим аналога в повседневном опыте. Фокусы с огнем, «чудеса» вроде номера с канатом, демонстрация магических способностей показывают другой, сказочный мир богов и магов, мир, в котором все кажется возможным, где умершие возвращаются к жизни, а живые умирают, чтобы затем воскреснуть, где в одно мгновение можно исчезнуть и снова появиться, где опровергаются 'законы природы' и появляется и интенсивно присутствует некая сверхчеловеческая «свобода».
Сегодня трудно нам, современным, представить себе воздействие такого спектакля на «первобытное» общество. Шаманские «чудеса» не только подтверждают и укрепляют структуру традиционной религии, но также стимулируют и оживляют воображение, стирая границы между сном и непосредственной реальностью, открывают окна в миры, населенные богами, умершими и духами.
На этом мы и закончим наши замечания о культурном творчестве, которое стало возможным и стимулировалось благодаря шаманским переживаниям. Его серьезное исследование не укладывается в рамки этого труда. Но какую же прекрасную книгу можно написать об экстатических «источниках» эпической и лирической поэзии; о предыстории драматического спектакля; и вообще о сказочных мирах, открытых, исследованных и описанных древними шаманами…
Примечания
1
В этом и только этом смысле идентификация «шаманских» элементов в развитой религии или мистике кажется нам весьма ценной. Открытие какого-либо шаманского символа или обряда в древней Индии или Иране приобретает значение только при условии, что мы умеем видеть в шаманизме четко определенное религиозное явление; в противном случае мы будем без конца говорить о 'первобытных элементах', присутствующих в каждой религии, сколь бы «развитой» она ни была. Ведь религии Индии и Ирана, как и всякая другая религия древнего или современного Востока, имеют много 'первобытных элементов', не являющихся, однако, шаманскими. Нельзя считать «шаманской» и каждую встреченную на Востоке технику экстаза, насколько «первобытной» она бы ни казалась.
2
Это явление, особенно важное для истории религий, вовсе не ограничивается Центральной и Северной Азией. Мы встречаем его во всем мире, но оно еще не до конца изучено. См. мой Traite de l'Histoire des Religions (Трактат об истории религий). Я надеюсь, что настоящий труд, хотя и опосредованно, также прольет определенный свет на эту проблему.
3
См. M. Eliade, Traite…, p. 65 sq; а также J. P. Roux, Tangri. Essai sur le ciel-dieu des peuples altaques, 'Revue de l'histoire des religions', CXLIX, 1956, p. 49–82, 197–230; CL, 1956, p. 27–54, 173–231. О сибирских и угро-финских религиях см. также работы I. Paulson: I. Paulson, A. Hultkrantz и K. Jettmar, Les Religions arctiques et finnois, Paris, 1965, p. 15–265.
4
Ср. E. Lot-Falk, A propos d'Atugan, deese mongole de la terre, 'Revue de l'histoire des Religions', CXLIX, 2, 1956, p. 157–196.
5
U. Harva (Holmberg), Die religiosen Vorstellungen der altaische Volker, 'Folklore Fellows Communications', LII, 125, Helsinki, 1938, p. 247.
6
Ср. G. Rank, Lapp Female Deities of the Madder-Akka Group ('Studia septentrionalia', VI, Oslo, 1955, p, 7- 79), p. 48. sq.
7
В Центральной Азии хорошо известен переход от небесного бога к богу атмосферы или бури; см. мой Traite de l'Histiore des Religions, p. 94.
8
