Из чистого любопытства я свернул к развалинам когда-то очень популярного борделя, о котором навел справки в местной риелторской фирме. Там мне сказали, что, насколько им известно, здание это никогда не выставлялось на продажу, а Тод только подтвердил слова профессионалов. «Черт побери, Дог, — поведал он мне по телефону, — да Люси Лонгстрит и не думала уезжать за тридевять земель. Она перебралась на маленькую ферму вместе со своей служанкой-негритянкой, на ту самую, где раньше была автобусная станция, когда еще только-только открыли первую линию. И насколько мне известно, старуха до сих пор там. Видел их примерно год тому назад, сидели на крылечке, играли в „балду“. Не желают ни с кем иметь никаких дел».
Я застал Люси за тем же занятием, что и Тод: она так же сидела на крылечке и играла в «балду» с Бет, своей цветной служанкой. Обе постарели, подурнели, голоса их стали скрипучими, обе вооружены невероятных размеров потрепанными словарями. С годами Люси похудела, словно время сожрало весь ее жир, и теперь кожа на руках и под подбородком провисла складками, но рыжие волосы совсем не изменились и по-прежнему отливали золотом. Это были волосы той, другой Люси, которую я знал в детстве, и перстни с бриллиантами тоже дошли до наших времен из другой эпохи, но если раньше они с огромным трудом налезали на пухлые пальцы, то теперь болтались на ее костлявых руках.
Именно Бет, постаревшая, но вечная Бет, узнала меня и сказала, как само собой разумеющееся:
— Вот это да! Вы только поглядите, мисс Люси, кто к нам пожаловал!
Люси всегда отличалась умом, который имел свойство сжиматься, словно стальная пружина, и столь же легко возвращаться в исходное положение, поэтому ей понадобилось каких-то пять секунд внимательного изучения гостя, после чего она захлопнула словарь и спокойно произнесла:
— Незаконнорожденный внук Камерона с идиотским именем.
— Прямо в точку, Люси, — улыбнулся я.
— Слышала о тебе кое-что, в газетах читала. Присаживайся, — махнула она рукой. — Бет, пойди принеси нам чего-нибудь выпить.
Я бросил шляпу на стол и плюхнулся в потрепанное кресло.
— Рада видеть тебя, малыш, — сказала она.
— А ты не слишком сильно изменилась.
— Кого ты хочешь обмануть, сынок? Приглядись-ка хорошенечко.
— Я об отношении к жизни.
Вернулась Бет с бутылкой виски и тремя стаканами на сверкающем серебряном подносе, который, как я припомнил, был в ходу еще в старом борделе. Бет разлила виски по бокалам, в которых уже звенели кубики льда, добавила имбирного лимонада и вернулась к своему словарю.
— Не обращай на меня внимания. — Люси подняла свой бокал и одним махом вылила в себя все его содержимое. — Теперь нечасто выпадает случай выпить.
— Может, не стоило бросать свое дело?
— Черт побери, в наши дни все заполонили любители. Никакого профессионализма! Не осталось никого, кто мог бы содержать приличное заведение, — вздохнула она, вытянула из кармана длинную сигару, зажала ее между зубов и поднесла зажигалку.
— Могла бы хоть кончик откусить, — покачал я головой.
— Я не феминистка, сынок.
— Да ты и никогда ею не была.
Она откинулась назад, с наслаждением попыхивая своей сигарой, скрестила ноги и одарила меня лукавой улыбкой:
— Мне тут на днях шепнули, что ты можешь заехать.
— И кто же это у нас такой сообразительный?
— Местный коп по имени Бенни Сачс. Немногие в курсе, что я еще не откинула копыта. Есть у него кое- какие забавные идейки на твой счет, вот он и передал мне весточку.
— Какие еще идейки?
— Вроде что-то касательно твоих кузенов.
Я пожал плечами и попробовал коктейль. Да, силен, ничего не скажешь. Энергия так и прет.
— Чего волноваться, если ты больше ни с кем не общаешься? Это так, чисто дружеский визит, по старой памяти.
— С чего ты взял? У меня и телефон имеется, сынок, и уши еще не отсохли, да и сплетни никто не отменял. Кое-какие друзья и связи тоже остались, и потрепаться я по-прежнему люблю. Бет в город постоянно шатается, тоже кое-какие вести приносит, из других источников. Известно ли вам это, нет ли, но старый способ передачи информации жив и вряд ли когда-то умрет. Ну, а теперь выкладывай, что у тебя на уме?
— Хочу закинуть удочку по поводу братца Деннисона.
— А как насчет Альфреда?
— О нем мне уже Сачс кое-что шепнул.
— Это сущая правда.
— Клянешься?
— Голову даю на отсечение, — заверила она меня. — Одна из девчонок оказалась дочкой парня, который когда-то работал на меня. Больше мне сказать нечего, сынок.
— Тогда давай об Альфреде.
Люси выпустила три колечка дыма, полюбовалась, дунула на них, и они разлетелись.
— Да, водится за ним грешок, что есть, то есть. Тихо-мирно, но никогда случая не упустит. Да ты хоть представляешь себе, сколько вокруг геев, которых никто никогда даже не заподозрит ни в чем подобном?
Я кивнул.
— Но тебе его ни за что не поймать, — припечатала она.
— А мне этого и не надо, — пожал я плечами. — Я просто хотел узнать.
— Теперь знаешь.
— Но я мог бы подтолкнуть его к этому. Может, тебя это удивит, но у меня полно знакомых, которые только рады будут поучаствовать в таком деле, особенно если надо кого-нибудь подставить.
— Чего ж тут такого удивительного, сынок?
— Ну и как? Игра стоит свеч?
— Даже не затевайся. Наплюй на него, лучше обрати внимание на другого братца.
— Насколько он порочен, Люси?
— Не порочен, сынок, опасен. — Она снова затянулась сигарой и выпустила дым через ноздри. — Следующую он убьет.
Я почувствовал, как мои руки невольно вцепились в ручки кресла, и мысленно выругался. Должно быть, у меня было такое выражение лица, что глаза Люси полезли из орбит, а сигара выпала изо рта.
— Ты что, уже договорился с кем-то насчет его подставы?
— Да.
— Берегись, сынок. Действуй как можно осторожнее!
— Я попытаюсь.
Люси крикнула Бет, чтобы та налила ей добавки, откинулась назад и сбила пепел с сигары прямо на пол.
— Тут недавно ко мне один старинный друг заходил.
Я выжидательно смотрел на нее.
— Стэнли Крамер. Похоже, ты вознамерился вытащить на свет дела давно минувших дней.
— Просто хотелось бы разузнать некоторые детали прошлого, вот и все.
— И вопросы странные задаешь.
— Что в них такого?
— Это дело больше никого никогда не занимало, — сказала она. — Ты разбередил Стэна, и теперь он хочет знать, что тебе нужно и какую позицию ты занимаешь.
— На заднем дворе у черного хода — вот где моя позиция, — хмыкнул я. — Незаконнорожденных ублюдков за обеденный стол не сажают.
