оплатил счет, и они смотали удочки.
Я чувствовал, как моя улыбка превращается в звериный оскал. Горло сдавило, в голову лезли дикие мысли.
— Спокойнее, дружок, — сказала Велда.
Я выплюнул сигарету и минуту сидел молча. Билли Мист, придурок с прилизанными волосами. Крутой парень, который берет что хочет и когда хочет. Потомственный бандит с большими деньгами и большими связями.
Приведя в порядок свои мысли, я искоса взглянул на Велду.
— Котенок, не смей больше называть меня человеком, который ищет неприятностей.
— Скверно, Майк?
— Достаточно скверно, Мист не из тех, кто прощает обиды, он может стерпеть что угодно, но только не удар по своему мужскому самолюбию.
— Я сумею за себя постоять.
— Детка… ни одна женщина не сумеет за себя постоять, в том числе и ты. Будь осторожна, прошу тебя.
— Ага, заволновался! — Она ослепительно улыбнулась.
— Даже очень.
— Любишь меня?
— Да, люблю, — сказал я, — но люблю такой, какая ты есть, а не такой, какая ты станешь, если Мист тебя изуродует. — Я улыбнулся и накрыл ладонью ее руку, лежавшую на столе. — Ладно, поговорим о любви в другой раз, сейчас не время и не место.
— Меня это не смущает.
Она смотрела на меня в упор, и от ее жаркого взгляда замирало сердце. Высокая, стройная, волосы как полночный водопад в лунном блеске. Внешне спокойная и женственная, но с решительным и твердым характером. Я с трудом оторвал от нее глаза.
— Давай не отвлекаться, — сказал я, глядя в листок и водя пальцем по списку имен. — Здесь у тебя еще трое. Что мы по ним имеем?
Велда наклонилась над столом.
— Так… Николас Реймонд. Видимо, старая любовь. Она была связана с ним еще до войны. Он погиб в автомобильной аварии. Не очень много, но для сбора подобной информации требуется время.
— Откуда эти сведения?
— Пэт раскопал.
— Молодец!
— Следующая информация тоже от него. Уолтер Макграт. Похоже, еще одна бывшая пассия. Он содержал ее около года во время войны. Тогда у нее была квартира на Риверсайд-Драйв.
— Он местный?
— Нет, из другого штата, но часто бывает в Нью-Йорке.
— Чем занимается?
— Торговля древесиной, сталью. Имеет судимость. — Я удивленно поднял брови. — За ним числится случай уклонения от уплаты налога, два привода за нарушение общественного порядка и условный приговор за незаконное ношение огнестрельного оружия.
— Где он сейчас?
— В Нью-Йорке. Он здесь уже около месяца, принимает заказы на лесоматериалы.
— Хорошо. А кто этот Леопольд Кавольский?
Велда нахмурилась, глаза у нее потемнели.
— Здесь не все ясно. Эдди собрал информацию по моей просьбе. Как-то раз, уже после войны, Берга выступала со своим номером в ночном клубе. Когда клуб закрылся, на улице возникла драка, которая каким- то образом была связана с ней. Этот Кавольский избил до полусмерти двух парней, которые к ней пристали, а случайно оказавшийся там фоторепортер дал снимок на первую полосу своей газеты. В общем-то, обычная скандальная хроника, но имя отложилось у Эдди в памяти. То же самое повторилось месяц спустя, и опять снимок попал в газету. Вот почему Эдди запомнил имя Берги Торн.
— А этот Кавольский… что о нем известно?
— Сейчас скажу. По снимкам можно было предположить, что он бывший боксер. Я позвонила в один журнал редактору спортивного отдела, и это подтвердилось. Кавольский выступал на ринге около года и выглядел совсем неплохо, пока не сломал руку на тренировке. После этого он исчез из поля зрения. И вот теперь, через полтора месяца после того, как произошла вторая уличная драка, он был сбит насмерть грузовиком. В тот день было зарегистрировано два наезда со смертельным исходом, и я тщательно просмотрела страховую документацию. Судя по всему, это были несчастные случаи в чистом виде.
— В чистом виде, — повторил я. — Чтобы комар носа не подточил.
— Я так не думаю, Майк.
— А я в этом уверен.
Я пробежал копию медицинской карты, сложил ее и сунул в конверт.
— Скажи вкратце, о чем там речь.
— Вообще говоря, ничего особенного. Она обратилась к доктору Мартину Соберину, он поставил ей диагноз невроза и предложил санаторное лечение. В санатории диагноз подтвердился. Она должна была пробыть там примерно четыре недели. Деньги она уплатила вперед.
Тут сам черт ногу сломит. Все расплывчато, как в тумане. Концы не то чтобы сходились, они вообще смотрели в разные стороны.
— Ладно, что насчет сенатора Гейфи?
— Тоже ничего особенного. Пару раз их видели вместе на политических собраниях. Он холост, так что с этой стороны все в порядке. По правде говоря, я не думаю, что он хорошо ее знал.
— Час от часу не легче.
— Наберись терпения. Мы только начинаем. Что сказал о ней Пэт?
— Он все написал. Возможно, самого интересного там нет. Если не считать связи с Эвелло, у нее не было ничего необычного для девушки с ее наклонностями. Родилась в Питтсбурге в 1920 году. Отец швед, мать итальянка. Дважды была в Европе, первый раз в Швеции, когда ей было восемь лет, второй раз в Италии в 1940 году. Она тратила больше, чем ей платили на работе, но для смазливой девчонки это нетрудно.
— Выходит, для нас важна связь с Эвелло?
— Именно с Эвелло, — сказал я. Она взглянула мне в лицо, и в ее глазах мелькнуло что-то похожее на тревогу. — Сейчас он здесь, в Нью-Йорке. Пэт даст тебе его адрес.
— Значит, ты поручаешь его мне?
— До тех пор, пока я сам им не займусь.
— Что я должна сделать?
— Найти возможность вступить с ним в контакт. Лучше всего, чтобы тебя кто-нибудь представил, как это принято, остальное он сам сделает. Узнай, кто его друзья.
Она улыбнулась одними глазами.
— Думаешь, я сумею справиться?
— Должна суметь, детка, должна суметь.
Глаза продолжали улыбаться.
— Где ты носишь свою игрушку, котенок?
Улыбка в ее глазах исчезла, они стали холодными и жесткими.
— Под мышкой слева, на плечевом ремне.
— Нипочем не догадаться.
— А никому и не надо догадываться.
Мы заплатили по счету и вышли на улицу. Она умела садиться в такси не менее эффектно, чем высаживаться. Когда машина завернула за угол, я вспомнил, куда она едет, и у меня мурашки поползли по спине. Я взял следующее такси и назвал два адреса в Бруклине. В доме на Атлантик-авеню я долго не задержался. Фамилия на двери была прежняя, но соседи мне сказали, что ночью жиличка съехала и
