умрешь от моей руки, как и полагается в нашем чертовом ремесле, потому что арест и судебный процесс – очень ненадежное дело.
Рондина побледнела.
– Когда?
– Скоро. Я могу убить тебя хоть сейчас, но прежде мне нужно узнать, в какую игру ты играешь. А после этого, моя прекрасная убийца… я выстрелю тебе прямо в сердце.
– Тайгер…
– Брось, все это мне хорошо знакомо, но на сей раз я не попадусь на приманку. Перед тобой сидит старый солдат, прошедший огонь, воду и медные трубы. Твоя песенка спета. С этой минуты можешь считать себя мертвой.
Я встал, отставил свой стул и торжествующе рассмеялся, глядя на нее сверху вниз. Неожиданно в ее взгляде появилось какое-то странное выражение.
– Ты была великолепной любовницей, – сказал я. – Помнишь то бомбоубежище?
Ее глаза превратились в две узкие щели.
– Помнишь ту дождливую ночь, когда я солгал, и французы не схватили тебя?
Она так стиснула руки, что побелели суставы.
– Они бы убили меня, если бы узнали, что я тебя покрываю, Рондина. Но мы любили друг друга – ты, немецкая шпионка, и я, американский разведчик. И вскоре ты показала, какой верной была твоя любовь. Через десять минут после того, как мы легли в постель, ты выстрелила в меня. Десять минут спустя после того, как ты сказала, что ни один мужчина не делал тебя такой счастливой. Да, это была настоящая любовь. Задним числом приношу благодарность. Но теперь конец.
Влажный блеск ее глаз не тронул меня.
– До встречи, Рондина. Мы скоро увидимся, и это будет печальное свидание. Пока.
Все смотрели мне вслед. Они видели, что мне удалось то, чего до сих пор не удавалось никому: посидеть с этой женщиной за столиком вдвоем. Несколько минут назад они видели двух ее спутников, которые были воплощением достоинства и хороших манер, а теперь вот от ее столика отходил совсем другой тип, за которого они не поставили бы и цента.
Ежедневно бреясь, я смотрю на себя в зеркало и пытаюсь понять, что же во мне есть такого, что пугает людей?
Посетители молчали. Они были сражены наповал.
Как я и предполагал, агенты Рондины появились у меня в ту же ночь. Но сработал мой план. Это был старый фокус с манекеном в постели. Мне хотелось выяснить, как быстро им удастся напасть на мой след, ведь никому не было известно, что я в Нью-Йорке, тем более, в каком отеле остановился.
Я повис на оконном карнизе, в тридцати метрах над тротуаром, на поясе, который заранее прикрепил к раме. В руке у меня на всякий случай был револьвер 45-го калибра.
Агенты Рондины открыли дверь с помощью отмычки, вошли в комнату и выпалили по полной обойме в гору подушек на кровати. Выстрелы были похожи на легкие хлопки. Эти идиоты так спешили, что даже не проверили состояние жертвы. Они только переглянулись и вышли.
Переждав минуту, я открыл окно, влез в комнату и стал разглядывать дырочки на наволочках. Утром горничная наверняка удивится: четырнадцать выстрелов превратили подушки в решето, а вся комната пропахла порохом.
Я закрыл задвижку, дважды повернул ключ в замке, лег на пострадавшую постель и сразу уснул.
3
Тот, кто никогда не бывал на заседаниях ООН или просто в здании на Ист- ривер, не представляет, как много он потерял.
В Гане опять начались волнения, и делегаты были вызваны с каникул на срочное заседание.
Я позвонил из вестибюля. Через несколько минут появился лощеный тип. Услышав пароль, он скорчил презрительную гримасу, но пригласил меня следовать за ним. Во всяком случае, он догадывался о моей профессии.
Дебаты меня не интересовали. Я разыскал Рондину, подошел к ней сзади и спросил:
– Ну, и долго это еще будет продолжаться, моя дорогая? Она медленно повернула голову, не прекращая переводить, ее зрачки чуть расширились. Единственно, что выдавало ее, – влажные глаза, и я спросил себя, как сильно должна женщина ненавидеть мужчину, чтобы заплакать, узнав, что он не умер. Заседание должно было скоро кончиться.
– Жду тебя у входа, – сказал я. Она вышла через четверть часа.
– Привет, Тайгер!
– Можешь мне открыть одну вещь?
– С удовольствием.
– Кто делал тебе пластическую операцию? Ты выглядишь потрясающе. Шрамов совсем не видно.
– А их и не должно быть.
– Ваши юнцы меня вчера упустили. Надеюсь, ты им сделаешь выговор?
– Конечно, – она опустила глаза.
– Я вполне мог их вчера прикончить. Это было совсем не трудно. Передай, что второго шанса они не получат. И ты тоже.
– Тайгер!..
Она опять была прежней Рондиной, настоящей женщиной до кончиков ногтей. Высокая, стройная, в расцвете красоты – именно такая могла свести меня с ума. Но только не теперь.
– Тайгер, тебя это все еще беспокоит?
– Теперь уже нет. Боль давно прошла.
– Значит, ты жаждешь мести?
– Скорее удовлетворения. Все, что мне нужно, это видеть, как умираешь ты.
– Пожалуйста.
– О нет, не так просто. Сначала ты будешь об этом долго думать и… дрожать.
Внезапно она обвила мою шею руками и прижалась своим влажным горячим ртом к моим губам. На секунду моя воля была парализована, но прежде чем я успел что – либо сделать, Рондина отпрянула и нежно улыбнулась мне.
– Берегись, Тайгер, – загадочно сказала она.
– Не беспокойся, я переживу тебя, – ответил я.
Здание на Пятой авеню было одним из тех уродливых бетонных сооружений, которые выращивает Манхэттен и сдает их под конторы.
На 16-м этаже находилась контора под табличкой: «Томас Уотфорд: импорт-экспорт». Я вошел и сказал секретарше, что мне нужно видеть мистера Уотфорда. Нет, я предварительно не договаривался о встрече, но он меня примет. Секретарша связалась с шефом и предложила мне зайти в кабинет. Эта фирма являлась одним из секретных филиалов Центрального
