Жюль Лафорг, а также и Тристан Корбьер[681] во многих стихотворениях ближе к 'школе Донна', чем любой современный английский поэт; Но поэты, более классические, чем они, обладают тем же существенно важным достоинством — преобразовывать идеи в ощущения, трансформировать наблюдения в состояние сознания.
Перевод М. Цветаевой
Во французской литературе великий мастер XVII в. — Расин и великий мастер XIX — Бодлер в некоторых отношениях ближе всего друг другу. Два величайших мастера языка поэзии — одновременно два величайших психолога, пытливейшие исследователи души. Интересно поразмыслить, не является ли неудачей то, что два величайших английских мастера поэтического языка, Мильтон и Драйден, имеют колоссальный успех, несмотря на свое поразительное пренебрежение к жизни души. Если бы мы продолжали рождать Мильтонов и Драйденов, возможно, это бы не имело особого значения, но при современном положении вещей, очень жаль, что английская поэзия осталась такой неполной. Те, кто выступает против 'искусственности' Мильтона и Драйдена, иногда советуют нам 'заглянуть в собственные сердца и писать'. Но это значит заглянуть недостаточно глубоко; Расин и Донн видели гораздо больше, чем сердце. Нужно заглянуть в кору головного мозга, нервную систему и пищеварительные тракты.
Таким образом, не означает ли это, что Донн, Крэшо, Воэн, Герберт и лорд Герберт, Марвелл, Кинг, Каули (в его лучших стихотворениях) принадлежат к основной линии английской поэзии, и их недостатки следует судить с этой позиции, а не относиться к ним, как умиляющийся антиквар? Их уже достаточно оценивали в понятиях, намекающих на их ограниченность, потому что они 'метафизические' или 'эксцентрично остроумные', 'причудливые' или 'заумные' и 'туманные', хотя все это свойственно им — в их лучших произведениях — не более чем любому серьезному поэту. С другой стороны, мы не должны отвергать критику С. Джонсона (с ним спорить опасно), тщательно не изучив ее, не усвоив джонсоновские критерии вкуса. Читая в его эссе о Каули знаменитое высказывание, мы должны помнить, что понятие 'остроумие' (wit) для него явно означает нечто более серьезное, чем для нас в настоящем; рассматривая его критику их стихов, мы должны помнить и каким узким был круг представлений, которым его обучили, и как хорошо он был обучен; нам следует помнить, что язвительность Джонсона направлена, в основном, против его главных обидчиков — Каули и Кливленда. Было бы весьма плодотворно, — но для этого потребовалось бы написать капитальную книгу, — разрушить систему определений С. Джонсона (а с тех пор не было никакой другой) и представить этих поэтов во всем многообразии их видов и уровней — от монументальной музыки Донна до слабого, приятного звенящего звучания поэзии Орелия Тауншенда, чей 'Диалог между пилигримом и временем' вполне достоин быть помещенным в превосходную во всех других отношениях антологию профессора Грирсона.
Комментарии
'Поэты-метафизики' (Metaphysical Poets). Впервые — 20 окг. 1921 г. в 'Times Literary Supplement' — как рецензия (без подписи) на антологию 'Метафизическая лирика и стихотворения XVII века' (Metaphysical Lyrics and Poems of the Seventeenth Century. L., 1921), составленную литературоведом Гербертом Грирсоном (1866–1960), известным также тем, что в 1912 г. он издал стихи Донна. Перевод выполнен по изданию: T.S. Eliot. Selected Essays. L.: Faber and Faber, 1963. Публикуется впервые.
Метафизическая школа — направление в английской поэзии 1-й половины XVII в. Ее основоположником считается Джон Донн (1572–1631). Обычно в нее включают Джорджа Герберта (1593– 1633), Роберта Крэшо (1613–1649), Генри Воэна (1622–1695), автора сборников 'Искры из-под кремня' (1650) и 'Лебедь Юска' (1651), Эндрю Марвелла (1621–1678), Томаса Траэрна (1637–1674), Эдварда Герберта, лорда Черберийского (1583–1648), Генри Кинга, епископа Чичестерского (1592–1669), Авраама Каули (1618–1667), Джона Кливленда (1613–1658). Их сближают как поэтов маньеризма и барокко. Для них характерны интенсивный лиризм, сосредоточенность на личном опыте, драматизм, остроумие, склонность к парадоксам, изощренным, причудливым, эксцентричным, основанным на эффекте неожиданности метафорам-концептам, трудно расшифровываемым символам и аллегориям, религиозная тематика, мистические настроения. В их поэзии (прежде всего Донна) сочетались ренессансная традиция со средневековой концепцией мира, наука и теология, логика, трезвые аналитические суждения с всплесками страсти, чувственность и платонизм, идеализация и цинизм, душевный разлад и поиски духовной гармонии, размышления о смерти и гедонистическое мировосприятие, что придает их поэзии особую амбивалентную тональность, источником которой был 'метафизический Разум', 'ирония' (wit), основанные на принципе слияния противоположностей. Понятие 'школы' применимо к ним довольно условно. Как группа они не объединялись и существенно отличаются друг друга.
Эндрю Марвелл
Трехсотлетний юбилей бывшего члена Парламента от Гулля[683] достоин не только празднования, предложенного этим осчастливленным городом, но и некоторого серьезного размышления о творчестве Марвелла. Это будет актом почитания, весьма отличным от попытки воскресить прошедшую славу. На протяжении ряда лет репутация Марвелла оставалась очень высокой; лучшие его стихотворения, а их не так много, по-видимому, не только хорошо известны по 'Золотой сокровищнице' и 'Оксфордской антологии английской поэзии'[684]; но и, похоже, пользуются успехом у достаточно большого числа читателей. Его надгробие не нуждается ни в розах, ни в руте, ни в лаврах; никакую воображаемую справедливость восстанавливать не приходится; мы сможем поразмышлять о нем, буде такая необходимость возникнет, ради нашего собственного, а не ради его, блага. Вернуть поэта к жизни — великая, вечная задача критики — в данном случае означает выжать капли квинтэссенции из двух-трех стихотворений; даже ограничившись этим, мы можем обнаружить драгоценный напиток, неизвестный нашему времени. Не определять ранг, а выделять это свойство — вот в чем заключается труд критика. Если из всех стихов Марвелла, — а их и так не очень много, — настоящую ценность представляет лишь весьма малое количество стихотворений, — это свидетельствует о том, что неизвестное свойство, о котором мы говорим, — свойство скорее литературное, чем личностное; или, еще вернее, — это свойство некой культуры, некого традиционного образа жизни. Поэт вроде Донна или, скажем, Бодлера и Лафорга может считаться чуть ли не изобретателем определенного отношения к жизни, системы мироощущения и нравственной позиции. Донна анализировать трудно: то, что однажды показалось любопытным индивидуальным углом зрения, иной раз может выглядеть, скорее, точным и концентрированным выражением типа мироощущения, рассеянного в атмосфере его времени. Донн и его саван[685], саван и мотивы, побудившие Донна в него заворачиваться, неотделимы, однако не суть одно и то же. Иногда кажется, что XVII век более чем на момент собрал и
