например, его мастерство в создании портрета Аддисона в 'Послании к Арбетноту'[736] сводится к беспристрастности и сдержанности, явной решимости не преувеличивать. У Поупа нет дара сатирического изображения. Драйден же в своих описаниях стремится превратить объект изображения в нечто большее, подобно тому, как он поступил со стихами Каули, процитированными выше.
Рвущаяся наружу пламенная душа
Источила бренное тело,
Наполнив смыслом глиняный сосуд[737].
Эти строчки не просто великолепная дань памяти. Они воссоздают предмет размышлений поэта. В действительности Драйден стоит гораздо ближе к величайшему мастеру комического, чем Поуп. Как и у Б. Джонсона, цель Драйдена далека от того, чтобы вызвать только смех; комическое для него — средство, конечная цель — поэзия. Вот описание Родосской гражданской гвардии:
Повсюду звучат сигналы боевой тревоги,
На полях толпятся необученные новобранцы;
Только и умеют что есть — их содержание влетает в копеечку,
В мирное время — обуза, в военное — слабая защита.
Раз в месяц они решительно маршируют под бравурную музыку;
Они всегда под рукой, кроме того времени, когда действительно
нужны
Этим утром, проявляя бдительность, они стояли в строю
Готовые отразить атаку воображаемого врага,
А затем резво поспешили напиться — этому занятию они
предаются каждый день[738].
Иногда остроумие поэта проявляется как пикантная приправа к общему великолепию:
И царь, волнуем струн игрою,
В мечтах сзывает рати к бою;
Трикраты враг сраженный им сражен;
Трикраты пленный брошен в плен…[739]
Перевод В. Жуковского
Преимущество Драйдена перед Мильтоном заключается в том, что Драйден контролирует подъемы и спады интонации, управляя ею по своему желанию (и как умело, подобно собственному Тимофею[740], осуществляет он эти переходы!), а Мильтон, раз и навсегда забравшись на высокий насест, с которого не может позволить себе сойти, находится в постоянной опасности свалиться.
…Будучи сполна
Духовными, нуждаются они,
Подобно вам, разумным тварям, в пище,
Поскольку чувства низшие равно
Имеются у тех и у других:
Вкус, обаянье, осязанье, слух
И зрение. Вкушая пищу, мы
Ее усваиваем, претворив,
Телесное — в бесплотное[741].
Перевод А. Штейнберга
Под пером Драйдена все это стало бы поэзией; его переводы из Лукреция — поэзия. У нас есть, однако, простой пример, позволяющий показать различие между Драйденом и Мильтоном; он содержится в 'Сочинениях' Драйдена под названием 'Состояние невинности и грехопадение человека', о котором хорошо сказал в своем предисловии Натаниель Ли[742]:
Мильтон напал на золотую жилу
И грубо вскрыл ее — ты сделал это лучше:
Он изобразил — в старомодной манере —
Хаос, потому что не нашел совершенного мира,
Но вот сквозь эти завалы сверкнул твой мощный гений.
В авторском предисловии Драйден великодушно признает, что многим обязан Мильтону:
'За основу взята одна из величайших, благороднейших и возвышеннейших поэм, какие только были созданы каким- либо народом за всю историю человечества'. Поэма начинается весьма знаменательно:
Люцифер:
И этот край отдал нам победитель?
И на него должны мы променять Рай?
Эти места и это царство достались мне в результате моих
сражений;
Эта мрачная обитель — удел проигравшего:
Пребывать либо в кипящей лаве, либо в сухом огне —
Вот и все печальное разнообразие ада.
Это раннее произведение Драйдена и в целом слабое; оно не идет ни в какое сравнение с 'Потерянным Раем'. Но 'печальное разнообразие ада' — это здорово! Драйден уже умеет взволновать; он взял что мог от Мильтона и показал, что может писать не хуже.
Способность усваивать чужой опыт и двигаться дальше — примечательные качества Драйдена. Он развивался и демонстрировал разнообразие своих возможностей, делая множество переводов: его переложения Горация, Овидия, Лукреция великолепны[743]. Считается, что больше всего его недостатки выявляются в драматургии, но, думается, если бы его пьесы больше читали, то больше бы и хвалили. Если сравнивать их с елизаветинской или с французской драмой, то они, безусловно, стоят ниже, однако такое заявление утратит часть силы, если допустить, что Драйден не пытался тут конкурировать, а преследовал собственные цели. Драйден не создает характеры, и хотя он проявляет чудеса изобретательности в выстраивании сюжета, однако именно стиль, поэтический стиль дает жизнь его пьесам:
Как я любил
Проводить дни и ночи, все часы
У твоих ног, а ты следила, как разгоралась моя страсть.
Вот день уж миновал, одну любовь лишь видя;
Другой пришел — картина та ж;
Солнцу наскучило видеть одно и то же,
