только в населенных пунктах. Не было ни одного случая, чтобы немцы делали засаду на партизан в лесу. Сильной стороной немецкой армии являлась тактика в обороне. Где бы немцы ни шли, а если им приходилось останавливаться хотя бы на короткое время, то они всегда окапывались, чего партизаны в отношении себя никогда не применяли».
И чем дольше немецкий солдат пребывал на нашей земле, тем большим адом она для него становилась. Да и со стороны своего же командования он видел такое же нечеловеческое, презрительное отношение. Невыносимые нагрузки в боях, суровый климат и сюрпризы противника превзошли к концу войны предел человеческой выносливости и психических возможностей оккупантов. В целях спасения своей жизни они постепенно превращались в зверей, не разбирая, кто перед ними: вооруженный партизан, женщина, старик со старухой или грудной ребенок. В голове у них уже не возникало мыслей о человечности и чести, ими всецело владел инстинкт самосохранения. Подразделения, выводимые на отдых из районов боевых действий в города Новосокольники и Великие Луки, в Себежский и Идрицкий районы, все чаще попадали под удары партизан. Нередко приходится слышать о том, что жестокости совершались лишь солдатами обозов и вторых эшелонов или эсэсовцами, то есть теми, кто непосредственно не принимал участия в боях, но хотел присвоить себе часть победы путем кровопролития в тылу. Но именно передовые ударные части вермахта первыми обагрили свои руки кровью мирных жителей. В «Памятке немецкому солдату» говорилось: «У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивая всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай, этим ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семье и прославишься навек».
С осени 1942 года хозяевами положения в Себежском и Идрицком районах стали партизаны, во всем поддерживаемые населением, которое стало верить в возвращение Красной армии. Наши войска уже находились в районе города Великие Луки. Темными ночами в той стороне на облаках можно было видеть отсветы пожаров и всполохи сильных разрывов. Зато настроение предателей и немецких помощников резко изменилось в худшую сторону. А ведь именно с появлением большого количества партизан на территории районов полицейские стали необходимы немцам в больших количествах. В деревнях лесной глубинки, вдали от больших дорог находились только немногочисленные отряды местной полиции или вообще не было никаких формирований оккупантов. Они появлялись только эпизодически. Отряды полиции не могли противостоять партизанам и в случае возникновения малейшей опасности уходили под защиту гарнизонов. Когда партизанское движение стало массовым, полицейские целыми отрядами стали дезертировать и уходить в лес. С 1942 года немцы стали вязать их с собой кровью, заставляя участвовать в карательных акциях против партизан и населения.
Летом 1942 года в Идрицком, Себежском, Пустошкинском и соседних с ними районах Латвии приказом немецкого командования в связи с ростом партизанского движения было объявлено военное положение. Гарнизоны стали усиливаться автоматчиками, дороги патрулировались бронетранспортерами с группами солдат, вооруженных пулеметами. Параллельно с этим проводились превентивные меры против мужчин, которые потенциально могли стать партизанами. В этих целях мужское население в возрасте от 17 до 50 лет, способное носить оружие, арестовывалось, помещалось в лагеря, а затем вывозилось для принудительных работ в Латвию, Литву, Эстонию и Германию. Командование войск охраны тыла в это время начало подготовку к проведению широкомасштабной карательной экспедиции силами полицейских формирований с привлечением войск вермахта. Для этого только в Себежский район, по данным партизанской разведки, прибыло пять хорошо вооруженных подразделений. Однако эта акция была сорвана рейдом 1-го Калининского партизанского корпуса. Трехтысячное соединение карателей попыталось окружить основные силы 1-го корпуса у озера Язно, но само было окружено и понесло большие потери.
В Себежском и Идрицком районах, населенных преимущественно русскими, немцы, разжигая национализм, размещали подразделения охранных войск, укомплектованных представителями различных национальностей. В Алушковском гарнизоне более половины солдат были эстонцами, в деревне Забелье было много поляков, в деревне Поддубье стоял гарнизон украинских «казаков». В конце 1942 года в докладе ЦШПД отмечалось: «Используя остатки антисоветских формирований и лиц, интересы которых ущемлены советской властью, немецкое командование пытается навязать нам Гражданскую войну, формируя из отбросов человеческого общества боевые военные единицы…»
На оккупированной советской территории с июня 1941 по июль 1944 года шла партизанская война, осложненная острыми национальными конфликтами. Русские убивали русских, белорусы белорусов, украинцы украинцев. Литовцы, латыши и эстонцы в составе 15-й и 19-й дивизий войск СС участвовали в карательных экспедициях, оставляя после себя пепелища и груды трупов мирных жителей. В Идрицком и Себежском районах стояли гарнизоны, сформированные из предателей: армян, украинцев, татар, поляков, ингушей, чеченцев, карачаевцев, балкарцев, крымских татар, калмыков, представителей среднеазиатских народов, которые отличались жестокостью по отношению к населению. Немцев это устраивало, так как не надо было отвлекать силы немецких солдат на уничтожение партизан й населения. Они руководили процессом, в нужное время направляя его в нужное русло.
Кто же, как не немцы и их документы, могут охарактеризовать партизанское движение? Засланные в партизанские отряды агенты гестапо позволяли своему руководству составить полное представление о морально-политическом состоянии партизан и их командиров. Из их донесений следовало, что большинство партизан были уверены в том, что к осени 1942 года оккупированная территория будет очищена от немцев. Иначе обстояло дело с партизанами, мобилизованными насильственно. Часть из них, дезертировавших и сдавшихся немцам, на допросах давали показания, что многие охотно сложили бы оружие, если бы не боялись расстрела со стороны немцев или партизан. Получив уверение от немцев, что с добровольно сложившими оружие будут обращаться как с перебежчиками, целые группы таких партизан уходили к немцам.
Начальник гестапо докладывал: «При немедленном тщательном допросе этих перебежчиков часто можно было получить важные данные, имевшие исключительное значение для действий производящих очищение местности частей». Он сообщал, что армейская пропаганда через листовки и расклеенные объявления порой не оказывала нужного воздействия на население: она попросту не всегда была ему понятна. «Они хотят проведения собраний, к которым их приучили большевики… Учитывая эту тягу населения к собраниям, рекомендуется направлять солдат с хорошим знанием русского языка и надежных, одаренных ораторским талантом русских на краткие курсы, где они инструктировались бы в отношении к различным актуальным вопросам, и после этого придавать их в качестве пропагандистов отдельным командам по очищению местности или разведывательным группам или же в умиротворенных районах посылать их в самостоятельные поездки. Во время этих поездок пропагандисты получают представление обо всех волнующих русское население вопросах, благодаря чему немецкая пропаганда всегда остается актуальной и животрепещущей». Гестаповцы предупреждали: «Необходимой предпосылкой борьбы с партизанами является пресечение всех актов произвола и бессмысленной жестокости по отношению к русскому населению. У многих солдат хождение с дубинкой, которую они пускают в ход при первой возможности, стало чем-то само собой разумеющимся… Доверие русского населения к немецкой армии, являющееся необходимым условием для умиротворения страны, может укрепиться только в результате справедливого обращения, энергичного проведения хозяйственных мероприятий, целеустремленной и близкой к жизни пропаганде и действенной борьбе с бандитизмом…»
При всех этих благих пожеланиях гестапо не отвергало применения пыток и репрессий по отношению к партизанам или подозреваемым в принадлежности к ним: «Допросы подавляющей части задержанных партизан проходят очень тяжело. Несмотря на строгие методы допроса, убежденные и фанатичные члены партизанских групп отказываются дать какие-либо показания, а в момент их расстрела заявляют о своей преданности Сталину и принадлежности к партизанам. Напротив, арестованные интеллигенты и люди, принужденные присоединиться к партизанам, после индивидуального допроса почти всегда дают весьма ценные показания. Поэтому неправильно было бы сейчас же расстреливать взятых в плен в бою или перебежавших партизан, как это все еще водится в воинских частях. Задержанные воинскими частями партизаны, в интересах успешной борьбы с бандами, должны, если имеется к этому малейшая возможность, направляться быстрейшим путем в тайную полевую полицию, опытную в проведении допросов…» Немецкие пропагандисты партизанское движение преподносили как антинародное «бандитское» движение. Имперский начальник охранных отрядов СС и начальник немецкой полиции генерал Ценнер в августе 1942 года отдал распоряжение о том, чтобы во всех случаях вместо слова «партизаны» использовались слова «банда»,
