— И без нее в жизни много интересного. Ты еще так мало знаешь…
— Нет! Просто я сразу нашел свое интересное. Другие дольше ищут, а мне повезло. И потом, очень хочется сделать что-нибудь такое, чтобы после меня людям жилось лучше, чем при мне!
— Вот и получается глупость: поколение за поколением трудится, борется, живет ради потомков, а потомки, вместо того чтобы воспользоваться сделанным для них, все начинают снова ради других поколений!..
— Нет, мы ни от чего не отказываемся, но мы не хотим останавливаться на достигнутом!
— Ты говоришь, как Батыгин…
— Может быть, Батыгин многому научил меня. И лучше не возвращаться к этой теме. Никто не запретит мне заниматься астрогеографией! — холодно сказал Виктор и поднялся. — Станете принуждать — уйду. Совсем уйду!
— Ну так и уходи! — вспылил Андрей Тимофеевич.
… Виктор быстро шел по улице. Едва он выбежал из подъезда, как почти тотчас успокоился: в душе не осталось ничего, кроме недоумения. Виктор понимал, что нужно выдержать характер и не возвращаться домой. Но куда пойти? Он перебрал в памяти всех своих знакомых и вспомнил о Крестовине. «Да, разумеется, надо пойти к Крестовину, — заключил Виктор. — Он живет один, у него и переночую».
Виктор проехал в электробусе несколько остановок и снова пошел пешком. В этот поздний час на улицах почти никого не было. Виктор торопливо пробежал по переулку, свернул во двор. В комнате Крестовина еще горел свет.
«Что он там делает?» — подумал Виктор.
Звонить пришлось долго; наконец за дверью послышались шаги.
— Ты? — Денни Уилкинс не смог скрыть удивления. Был он в пижаме, как видно собирался ложиться спать. — Ты один?.. Проходи!
Он пропустил Виктора и запер за ним дверь.
— У тебя есть кто-нибудь? — спросил Виктор.
— Никого нет. Сидел, ужинал.
В комнате Денни Уилкинса на столе еще стояла неубранная посуда.
— А меня ты покормишь?
— Я человек не любопытный, но все-таки… — Денни Уилкинс выжидающе смотрел на Виктора.
— А-а! Я ушел из дому, — беспечно ответил тот.
— Совсем?
— Не знаю. Может быть, и совсем.
Денни Уилкинс вполне удовлетворился объяснением и даже как будто повеселел.
— Что же, накормлю. И ночевать у меня будешь?
— У тебя.
Денни Уилкинс достал из холодильника вареную говядину, колбасу, салат оливье, купленный в магазине, и плоскую бутылку.
— Выпьем?.. «Советское виски».
— Можно. А ты виски пьешь?
— Да. Это хорошая штука — виски… — Денни Уилкинс ловко открыл бутылку. — Видимо, у всех людей существует потребность в опьянении, потребность забыть себя таким, каков ты есть, и почувствовать себя другим — свободным, веселым, сильным, — таким, чтобы без предрассудков и условностей, чтобы море по колено!.. Жизнь такая милая штучка, что человеку, где бы он ни жил, всегда хочется убежать от самого себя! Мрачно?
— Мрачно.
— Но верно.
— Может быть, и верно. Сегодня мне тоже хочется убежать от самого себя.
Денни Уилкинс разлил виски по стаканам, и они выпили. Виктор поспешил отправить в рот кружок колбасы; а Денни Уилкинс пил не закусывая.
— Почему ты ушел из дому?
Виктор рассказал.
— Н-да, пожалуй, ты поступил правильно. Нельзя уклоняться с избранного пути. Такие вещи даром не проходят.
— О чем ты?
— О себе. А может быть, и не только о себе. Я сделал неприятное открытие — узнал, что такое любовь.
Виктор смотрел на него, ничего не понимая.
— Пей еще.
— Что ж…
— Да, неприятное открытие. Ты знаешь, как избавиться от любви?
— Нет…
— Эх ты… Я тоже не знаю. Два голубых глаза, золотистые волосы и очень теплые руки… Вот и все. А не избавишься.
— Значит, и не надо избавляться.
— Нет, надо!
— Зачем?
— А затем, что это мешает. Понимаешь? Это лишнее, это мешает, с этим за душой не на всякое пойдешь. Я думал — умереть! Что такое — умереть?.. Плевое дело! Каждый день вокруг умирают. А вот с этим за душой на смерть трудно идти. Выпьем!
— Что ж… А кто тебя заставляет идти на смерть?
— Жизнь. Или хотя бы та же астрогеография. Поди-ка, улети на Марс, когда на Земле остаются два таких покорных голубых глаза!
— Полететь можно.
— Можно. Но труднее.
— А я сегодня разговаривал о тебе.
— С кем? — живо спросил Денни Уилкинс.
— С одной девушкой. Она говорила мне, что ты слишком просто смотришь на жизнь и Надю уговариваешь так же смотреть.
— Слишком просто? — Денни Уилкинс облокотился на стол. — Последнее время я часто думаю над всякими такими вещами. С Тувы еще… о жизни, о любви, о дружбе… Вот что такое любовь — я знаю, и откуда она берется мне понятно. А что такое дружба — этого я не понимаю. И откуда она берется — тоже не понимаю… Выпьем?
— Что ж…
— Никогда ни с кем не дружил. И кто такие друзья?.. Те, что вместе играли в жмурки?.. Или те, что живут одними интересами и поверяют друг другу сокровенные мысли?.. По-моему, в дружбе не бывает равенства — кто-нибудь верховодит. А в настоящей любви люди равны… Нет, непонятное это чувство — дружба… А насчет того, чтобы просто смотреть на вещи, а если говорить конкретнее — на женщин, так можешь сказать Светлане…
— Откуда ты взял, что Светлане? — Виктор покраснел.
— Можешь сказать Светлане, что Крестовин ошибался…
— Скажу, — обрадовался Виктор. — Обязательно скажу. Знаешь, ты почему-то ей не нравишься.
— Вот как?..
Если бы Виктор был трезв, он, пожалуй, подметил бы настороженность во взгляде приятеля, беспокойство, вызванное случайно брошенной фразой. Но ничего этого Виктор не заметил.
— Ты не огорчайся, — успокаивал он. — Знаешь, эти девушки…
— Давай-ка спать, — предложил Денни Уилкинс.
— Давай, — согласился Виктор.
Виктор рассказал Батыгину о семейных неладах. Батыгин выслушал его молча, ничем не обнаруживая
