«Кромби и Доджсона», ей позвонил Стэнли. Они не виделись несколько лет. При встрече он намекнул ей на то, что занимается не совсем законными делами.
– Узнав, где я буду жить, он потребовал выяснить, есть ли в доме какие-нибудь картины.
– И что?
– Разумеется, я сказала, что нет. Он мне не поверил.
– И сам потом проник в дом, – добавила Шеннон.
– Откуда ты знаешь?
– Нашла вот это у себя в комнате. – Шеннон показала зажигалку. – Боже, сколько же людей оказалось во все это замешанными!
– Да уж. – Грегори зевнул. – Пожалуй, я не стану вызывать полицию. В конце концов, нам всем выгоднее ограничиться минимальным ущербом. – Он потянулся. – Я, наверное, прилягу на пару часиков.
– Что?! – воскликнула Элси. – Ты собираешься пойти спать? А как же картина?
– Какая картина? – Он невинно захлопал ресницами. – А, картина… Что ж, давайте посмотрим.
Рано или поздно приходит время сказать прошлому «прощай».
Шеннон положила цветы к могильному камню, поднялась, постояла с минуту, опустив голову, потом повернулась и зашагала к выходу. Впервые за долгие месяцы посещение кладбища не отозвалось болью невосполнимой утраты. Невозможно казнить себя вечно. Живые живут ради живых, в этом их долг. Марти останется с ней навсегда. Веселый, жизнерадостный, непоседливый. Человек, открывший для нее мир любви. Человек, с которым она могла бы быть счастлива. Но стремление к счастью не закопаешь в землю.
Она вышла за ворота кладбища, остановилась, подняла воротник. Утро снова выдалось пасмурное, но к полудню ветер рассеял тучи, и солнце тут же поспешило протянуть к земле теплые, нежные пальцы.
Однажды они с Марти поссорились из-за какой-то ерунды и не разговаривали целых три дня, а потом, когда помирились, он сказал:
– Никогда не торопись сжигать мосты. На войне это делают в последнюю очередь. Что должно сгореть, сгорит само.
Она и не сжигала. Мост между ними остался, и по этому мосту Марти приходил к ней в снах. Или она, сама того не сознавая, приходила к нему. Теперь пламя закончило свою работу. Прошлое больше не держало ее.
Шеннон не спешила заглядывать в будущее, но знала – будущее есть, а значит, есть и надежда на счастье. И, может быть, оно не так уж и далеко.
Грегори снова посмотрел на часы. Они договорились встретиться в половине седьмого, время приближалось к семи, а ее все не было. Он прошелся по тротуару. Подъехавший автобус изрыгнул небольшую группку туристов-японцев, и они тут же загалдели, замахали руками, защелкали фотоаппаратами.
К вечеру природа вспомнила, похоже, о своих прямых обязанностях, заглянула в календарь и спешно принялась за дело. За несколько часов температура поднялась чуть ли не на десять градусов, камни мостовых стремительно высыхали, а вот люди, застигнутые врасплох неожиданно наступившим летом, еще не успели избавиться от плащей, убрать зонтики и надеть солнцезащитные очки.
– Мистер…
Грегори оглянулся. Пожилой японец с заискивающей улыбкой протягивал ему цифровой фотоаппарат. Рядом стояла немолодая японка.
– Пожалуйста, мистер…
– Вас щелкнуть?
– Да, да, – пролепетал японец. – Биг-Бен…
Грегори кивнул.
– Конечно. Никаких проблем. Где вы хотите встать?
Пока японцы тихо спорили, выбирая позицию, Грегори вдруг вспомнил Тару. Она всегда отказывалась фотографироваться. Наверное, не хотела оставлять следов. Он не держал на нее зла. Что было, то было.
Сделав снимок, Грегори вернул рассыпавшемуся в благодарности японцу фотоаппарат и снова посмотрел на часы.
– Кого-то ждешь?
Голос прозвучал так близко, что он вздрогнул.
Шеннон! Она стояла буквально в двух шагах от него. Высокая, стройная, в сером деловом костюме, черных туфельках и черной сумочкой на плече.
– Извини за опоздание. Знакомилась со своими новыми обязанностями и никак не могла вырваться раньше.
– Можно поздравить? – улыбнулся он, протягивая ей скромный букетик.
– Спасибо. – Она поднесла цветы к лицу, вдохнула аромат и закрыла глаза. – Ты такой милый.
Самые обычные слова, но его вдруг захлестнула волна необъяснимой нежности.
– Отметим?
– А ты хочешь? – Она застенчиво посмотрела на него.
– Да. Ты ведь еще ни разу не была у меня.
– Приглашаешь?
У него пересохло во рту. Грегори знал, что не может обмануть ее, не может поступить с ней так, как поступал с другими. Не может да и не хочет. Он протянул руку.
– Идем.
Она покачала головой.
– Давай лучше возьмем такси. Я так сильно проголодалась.
Они оба проголодались, но не спешили утолить голод. Пока Шеннон осматривала его маленькую квартирку, Грегори успел достать из холодильника давно купленную бутылку шампанского и приготовить омлет с грибами. Он еще колдовал у плиты, когда Шеннон, неслышно подойдя сзади, обняла его за плечи.
– Как вкусно пахнет! – Она потерлась носом о его шею. – А вот у меня такого таланта нет.
– Зато у тебя много других, – ответил он, из последних сил удерживаясь от того, чтобы не послать ужин ко всем чертям.
– Расскажешь? – шепотом спросила Шеннон, наклоняясь к его уху.
– Обязательно. Но только не сегодня. И, пожалуйста, не толкни меня под руку, а то пересыплю перца.
– Не страшно, я обожаю острое. – Ее рука скользнула ему под рубашку, и Грегори бросило в жар.
– Предупреждаю в последний раз, – прохрипел он.
– А что потом? – тоном избалованной девчонки полюбопытствовала она.
– Сейчас узнаешь.
К черту омлет и все прочее! Он повернулся, подхватил ее на руки и закружил.
– Ты с ума сошел! Мы здесь все перевернем.
К счастью, спальня находилась совсем рядом, и Грегори ухитрился даже не споткнуться. Она уже сняла жакет, но оставалась еще блузка, и каждая пуговица превратилась в почти неприступный бастион.
Ну вот, кажется, и все. Шелковая ткань соскользнула с плеч. Шеннон отступила, сбросила туфли, и Грегори нетерпеливо отшвырнул их в сторону. Он уже чувствовал дрожь ее тела, тепло матовой кожи. От нее исходил все тот же пленительно-волнующий аромат. Под прозрачным бюстгальтером темнели набухшие соски. Шеннон сама расстегнула молнию на юбке, и та неслышно сползла к ее ногам.
Путаясь и чертыхаясь под нос, он поспешил раздеться.
– Не спеши, – прошептала она. – У нас есть время.
Легко сказать, не спеши. Его уже трясло от желания. Она была прекрасна, и он мог бы часами любоваться ею в каком-нибудь музее или кино, но здесь, рядом с кроватью, желание обладать этой красотой затмевало сознание.
Шеннон откинулась на подушку и, согнув ноги в коленях, подняла бедра.
