как горько она сожалела о том, что оттолкнула его тогда. Мишель отвернулась от него, ей не хватало мужества честно признаться. А как потом ее ранили равнодушие Филиппа, его долгие отлучки из дому.
Упрямо сжав губы, она молчала под взглядом его — сейчас темно-серых — глаз в обрамлении густых черных ресниц, которые словно проводили инвентаризацию всех ее округлостей, которые лично она считала чрезмерным и нежелательным накоплением за последнее время. Она чувствовала, как начинают гореть те места ее тела, на которых останавливается взгляд Филиппа. Из страха, что он услышит ее неровное дыхание, она внутренне сжалась. Зависший в воздухе вопрос и близость Филиппа привели ее в смущение и растерянность.
Ничего он тогда не понял, не потрудился разобраться в ее чувствах. Потом возник комплекс ущербности и стыд, поскольку он, видимо, решил, что она фригидна и незачем заходить в ее комнату по ночам.
Он быстро шагнул к ней. Пальцы его крепко сжали ей руку, а вторая рука легко легла на талию, локтем коснувшись ее округлого бедра.
— Интересно, изменилось ли что-нибудь за год разлуки? Пожалуй, нам стоит это выяснить. Ты снова отвергнешь меня, если я приду к тебе ночью? — В голосе его слышалось вожделение.
— Не надо! — испуганно вырвалось у Мишель.
Внутри у нее все напряглось. Она отучила себя плакать по ночам от одиночества, но ей не забыть тех жестоких уроков и она не намерена вновь подвергать себя унижению.
А ведь когда-то — теперь кажется, что это было так давно, словно в другой жизни, — она вообразила, что влюбилась в него, она обожала его, считая совершенством, почти боготворила. Теперь она хорошо узнала его и ему не соблазнить ее вновь. Мишель откинула назад голову и с вызовом сказала:
— Если надеешься, что я готова услужить тебе, полежи на полу, пока не удовлетворишь своего сексуального любопытства, а потом подумай еще раз!
Она решительно оторвала от себя его руки, одну за другой, и направилась к двери, сжав губы, чтобы не закричать от приступа уже знакомой боли. Уже подойдя к двери, она услышала за спиной:
— У меня более цивилизованное предложение, моя красавица. Ты разделишь со мной постель на ближайшие три месяца и удовлетворишь… мое сексуальное любопытство, а я не стану выдвигать обвинение против твоего брата.
— Тебе требуется время, чтобы обдумать мое предложение? — спросил Филипп после того, как затянувшееся молчание стало невыносимым.
Судя по интонации, он явно наслаждался произведенным эффектом, и это вывело ее из состояния шока.
— Ты не можешь предлагать такое всерьез! — Боже, какой у нее тонкий дрожащий голос! Мишель ужаснулась. Неужели она не устоит?
— Серьезнее не бывает.
Нервно сглотнув, она продолжила, стараясь говорить увереннее:
— Должно быть, ты оказался в отчаянном положении, если вынужден прибегать к шантажу, чтобы заполучить женщину к себе в постель!
На этот раз презрение, которое она питала к нему, прозвучало во весь голос, потому что глаза его сузились и челюсти сжались Филипп был необузданно страстным человеком, ей было известно, как это проявлялось в его работе, в отношении к земле, которую он любил, к семье, к женщинам. Но никогда он не проявлялся так в отношении к ней. Злая насмешка Мишель ощутимо ударила по его самолюбию, которое с детства всячески культивировалось в нем семейным окружением.
— Это не шантаж… это условие, — поправил он ее охрипшим голосом. — Ничего обязательного. Ты вольна принять мое предложение или отказаться.
— Мое тело не товар, который можно обменять по бартеру, — отрезала Мишель, чувствуя, что ее начинает трясти.
То, что он предлагает, даже не подлежит обсуждению. Но Филипп, очевидно, так не думал, потому что голос его зазвучал увереннее:
— Но так уже было, если память мне не изменяет. Твое тело в моей постели в обмен на кольцо на твоем пальце, на жизнь в роскоши, на оплату долгов твоего отца… и давай не будем забывать и о том теплом местечке для твоего брата, на котором, как мы теперь знаем, он злоупотребил моим доверием. Теперь опять вернемся к тебе. В результате этой сделки в самом невыгодном положении оказался я, получив в постель вместо женщины кусок льда. Обретенная мною жена сделала из меня этакое животное с неуемными низменными запросами… Мне не хотелось бы пережить это еще раз.
Тогда он оставил ее в покое, наедине с собственными мыслями. Ему не хватило мозгов понять, что она была напугана до крайности. Не из-за него — его она тогда любила, — ее мучил страх оказаться несостоятельной перед лицом потрясающе сексуального, страстного и опытного мужчины, который способен был одной улыбкой чувственного рта, одним вожделеющим взглядом дымчатых глаз выбить у нее почву из-под ног. Мужчина, который не замечал, что родные не принимают женщину, выбранную им в жены. Все вместе взятое угнетало ее, заставляло чувствовать себя униженной и толкало на неправильные поступки. К тому же ей не хватало решительности объяснить все это ему. Она даже не попыталась объяснить ему, что ей приходилось выносить в его доме.
Мишель тряхнула головой, чтобы выбросить из нее ненужные воспоминания, и, прикрыв глаза, сделала глубокий вдох. Когда она снова открыла глаза, Филипп уже стоял у двери, придерживая ее для Мишель, как всегда раскованный и изящный.
Выпроваживает ее? Не терпится ему избавиться от нее теперь, когда он понял, что она не примет его возмутительного предложения?
Как ни странно, ей стало легче, когда она услышала:
— Я не предлагаю ничего аморального, ты пока что моя жена.
— Мы живем врозь, — напомнила Мишель. Свое головокружение она отнесла за счет переживаний в последние дни: ей было очень непросто отважиться на встречу с мужем после столь долгой разлуки.
— Не по моей воле, — осуждающим тоном напомнил он и, отвернувшись, пошел по коридору.
Мишель последовала за ним.
Коридор с каменными стенами соединял старый фермерский дом с новым зданием, более комфортабельным, построенным еще при жизни отца Филиппа. Значит ли это, что они покинули комнату для деловых переговоров и она имеет возможность доказать, что его жестокое, по сути, предложение просто не имеет практического смысла, а потом попросить его вернуться к ее первому предложению?
— Филипп!
В голосе ее прозвучало отчаяние, которое она уже не в силах была скрывать. Будущее брата сейчас зависело от ее способности уговорить своего законного — но такого чужого — мужа изменить свое решение.
— Что? — Он остановился и вполоборота повернулся к ней.
— Даже если бы я хотела вернуться к тебе, — а я этого определенно не хочу, подумала Мишель, — я бы не смогла. Мне нужно зарабатывать себе на жизнь, меня ждет работа. Я обещала Кэтрин вернуться через два дня. У нас сейчас самое горячее время.
Филипп теперь полностью повернулся к ней. Его великолепная фигура четко выделялась в просвете арки, ведущей в главный холл нового здания. Он равнодушно пожал плечами и приподнял одну бровь.
— В чем проблема? Я позвоню своей кузине Кэтрин и все объясню. Она поймет.
Еще бы! Кэтрин боготворит Филиппа. Она не могла поверить собственным ушам, когда Мишель приехала к ней и сообщила, что их брак распался.
Правда, особенно близких отношений между ними не было, вопреки утверждениям Филиппа. Кэтрин была внучкой старшей сестры Луэллин, которая, выйдя замуж за итальянца, уехала с мужем жить в Северную Дакоту, где открыла свое дело. Семейство Бессонов не одобрило ее брак с иностранцем, но Луэллин и другие остававшиеся в живых сестры поддерживали с Кэтрин отношения.
Мишель с Кэтрин подружились еще в пятилетнем возрасте, когда ходили в начальную школу в Спрингфилде. Для Мишель родители Кэтрин стали второй теплой и любящей семьей после того, как их с Полом отец внезапно скончался от сердечного приступа. Невозможно было сделать больше, чем сделала
