Пьетро зажмурился. Решающий момент. Он ведь может честно сказать ей, что, реши она вернуться в Англию вместе с Тедди, им обоим было бы предоставлено щедрое содержание. Клан Мазини заботится о своих.
Но здесь-то ее ждет настоящее счастье. К тому же Никколо любит ее, как дочь, и будет так скучать по ней и внуку, что его состояние может обернуться серьезным ухудшением здоровья. Пьетро уже только одно это считал достаточным основанием для того, чтобы Оливия осталась. И, наконец, он не мог не признаться себе, что находит мысль о новом браке привлекательной. Особенно если будущая жена — такая горячая и сексуальная. А еще эта прелестная женщина нуждается в ответственном человеке, который позаботится о ней.
Сердце у нее определенно есть, но она бывает немного чокнутой, что ли, и излишне импульсивной. Такое сочетание может казаться довольно привлекательным, но может и спровоцировать бессовестных людей, — вроде Франко, например, — попользоваться ею. Нет, за ней точно нужно приглядывать. И ему кажется, что он как раз годится для этого.
— Ты сделала свой выбор, притом весьма смелый, — не совсем уверенно заговорил он. — Согласилась прожить всю оставшуюся жизнь со мной ради своего сына. Хотя откуда тебе знать, может, я из тех мужей, что бьют своих жен, не хранят им верность и не заботятся о них. — Пьетро взял обе ее руки в свои, поднес ко рту и стал целовать тонкие пальцы. — Так вот, я клятвенно обещаю тебе, что ты никогда не пожалеешь о нашем браке. Я сохраню тебе верность на протяжении всей нашей жизни, и, пока я жив, тебе никто ни причинит никакого вреда. Ты мне очень нравишься...
Пьетро вдруг замолчал, внезапное озарение обрушилось на него как тонна кирпичей: Матерь Божья, да он же любит ее! После того, что случилось с Амелией, он поклялся никогда больше не подставляться под подобную боль. Но это произошло снова: к нему пришло новое сильное чувство — любовь к Оливии! Его восхищало в ней все — и обаяние ее улыбки, и стремление позаботиться о других прежде, чем о себе, и необычайная ранимость, и ее открытость и щедрость...
Пьетро дрожал всем телом, его сердце раскрылось и как бы расцвело. Он взял ее руки и обвил ими свою шею, потом охватил своими чуть дрожавшими пальцами ее прелестное лицо.
Было бы ошибкой рассказывать ей о своих чувствах. Она не пожелает взвалить на себя груз моей любви, ведь ей предстоит еще привыкать к очень многому, решил он. Со временем же я смогу научить ее любить меня. И речь здесь не о насущных интересах моего отца или ее сына, а о моих чувствах к ней. О них я промолчу, но кое-то открою с почти полной искренностью. И он сказал:
— Поверь мне, Оливия. Все будет хорошо. Все будет превосходно, обещаю тебе.
11
— Какое платье идет мне больше, Анна? — С раскрасневшимися щеками и сверкающими глазами Оливия величаво расхаживала по своей гостиной. — Это или какое-то другое? О небо! — рассмеялась она. — Я кажусь себе профессиональной моделью, фланирующей по подиуму, хотя догадываюсь, что не могу походить на нее! Не слишком ли я грудастая?
— Вот это, смотри! — подала голос София из глубины комнаты.
Бабушка Пьетро склонила свою аристократическую голову в сторону и сказала:
— Согласна. Оно подойдет. — Затем хлопнула в ладоши. — Ты великолепна, Оливия! Ох, как же я люблю свадьбы!
— Да, в этом платье вы неотразимы, синьора! — восторженно воскликнула Марина, и даже Тедди у нее на руках возбужденно загукал.
Олли наградила сына полной любви улыбкой. Через неделю ей предстояло выйти замуж, чтобы обеспечить его будущее, и она не испытывала никаких сожалений.
Мой суженный, конечно, не любит меня, вздыхала про себя она, но я смирюсь с этим, ибо нисколько не сомневаюсь, что он действительно заботится обо мне. Разве Пьетро сам не говорил об этом? Разве не обещал быть верным мне? А уж наши любовные игры на горном лугу превзошли даже необузданную страсть предыдущей ночи.
Сознавая, что краснеет просто до неприличия, Оливия вернулась к зеркалу. Пьетро договорился о доставке из Флоренции целой коллекции подвенечных платьев. Все они были прекрасны, и выбор ей было сделать нелегко. Но она согласилась с тем, что в платье, выбранном Софией, выглядит настоящей сказочной невестой.
Модно сшитое из шелка цвета слоновой кости, оно имело лиф, обтягивающий тело как вторая кожа. Глубокий вырез скромно обнажал часть ложбинки между грудей, а шуршащие юбки водопадом струились с ее тонкой талии. Длинные и узкие рукава из кружев гармонировали с легчайшей как паутинка фатой.
— У меня есть кое-что для тебя, — объявила Анна, достала из-под своего стула покрытую бархатом коробку и, открыв ее, показала инкрустированную сверкающими брильянтами тиару, лежавшую на темно- синем атласе. — Она принадлежала моей прабабушке, и с тех пор ее надевали все невесты Мазини. Не хочешь примерить ее сейчас? А потом Роберто запрет ее в сейфе до дня свадьбы.
Оливия широко распахнула глаза при виде невероятно изящного драгоценного украшения.
— Эти камни настоящие? Господи, какой груз ответственности ложится на мои плечи!
— Естественно. — В глазах бабушки на мгновение промелькнуло аристократическое высокомерие, впитывавшееся в поколения веками. — Мазини не носят стразы. — Анна озорно улыбнулась. — Мой прадедушка купил тиару для своей будущей невесты в Санкт-Петербурге. Уже тогда она считалась старинной. А он обладал изысканным вкусом.
— Я тоже была невестой Мазини, — вмешалась с надутым видом София, пока Оливия робко примеривала сверкающую тиару. — Почему же мне не дали надеть ее?
— Потому, моя дорогая, — спокойный взгляд старой леди не был лишен доброты, — что ваш брак был заключен не совсем по любви. Это мог понять любой, обладавший хоть каплей здравого смысла. А у меня здравого смысла больше, чем у многих, и острый нюх на такие дела. Мужчины Мазини всегда женились по любви. При заключении же вашего с Франко брака демонстрация подобного символа любви показалась неуместной.
Оливия вглядывалась в звездное сияние на своей голове, и ее затопило чувство вины. Мой Мазини тоже не женится на мне по любви. Если у Анны действительно «нюх на такие дела», то она должна бы понять это. Или почтенный возраст притупил ее здравый смысл?
Если за этой тиарой кроется столь давняя семейная традиция, я буду чувствовать себя обманщицей, надев ее, подумала Оливия. Дрожащими пальцами она уложила тиару обратно в коробку, надеясь, что, когда наступит великий день, Анна забудет о ней и оставит ее надежно упрятанной до того времени, когда она сможет украсить голову действительно заслужившей любовь невесты Мазини.
— Не присесть ли нам ненадолго?
Мазини-старший указал на каменную скамью в затененном углу огороженного сада, где старые розы цвели в диком благоухающем переплетении, а их буйное богатство подчеркивалось стройными кипарисами.
— О, Никколо, уж не загулялись ли мы? — Оливия бросила на него тревожный взгляд. — Вы утомились?
— Вовсе нет, не суетись! Я хочу побеседовать с тобой, вот и все.
— Хорошо.
Оливия задвинула детскую коляску подальше в тень. Тедди блаженно дремал и должен был проспать еще около часа. Несколько спокойных минут в этом прекрасном уголке до возвращения на виллу — как раз то, что нужно.
Никколо красовался в легкой панаме и льняном пиджаке цвета соломы и выглядел как нельзя лучше. Ей действительно уже нет необходимости беспокоиться о том, как бы не переутомить его. После того, как три недели назад Пьетро сообщил отцу о своих матримониальных планах, выздоровление Никколо пошло еще быстрее.
