— Видел? — спрашивает Сашок. — Приблизительно по той же траектории и наш спецрейс садиться будет.
Киваю я с умным видом, хотя на самом деле ни фига не врубаюсь. Какой ещё спецрейс — «Боинг» за рейнджерами, что ли? И тут-то словно кто обухом по темечку врезает, и до меня доходит. Сегодня ведь к нам бывший вице-премьер прилетает! Ни черта себе у нас дельце… Ежели выгорит, так менты всего совка бывшего под нас копать будут. Это тебе не мордобой в «Незабудке» устроить или «главвреда» грохнуть. Такое дело не замнёшь, кого надо не подмажешь…
Сашок включает зажигание, сворачивает в лес, лавирует между деревьями и минут через пять глушит мотор возле небольшого болотца, корочкой льда чуть подёрнутого.
— Приехали, — говорит он, нагибается, достаёт из-под сиденья пару валенок, как галоши обрезанных, и мне подаёт. — Надевай на кроссовки и можешь выходить.
Натягиваю валенки, дверцу открываю и из машины выползаю. Чувствую, пошатывает меня, словно кто действительно по голове дубьём врезал. Ох и в историю я вляпался, в жисть не отмыться. Вдыхаю полной грудью, чтоб в себя хоть немного прийти. А воздух в лесу такой чистый… А солнышко как греет… А небо какое голубое… А птички как щебечут… Вот когда понимаешь всю сермяжную глубину фразы «век воли не видать». Но в моём положении для этого как минимум нужно, чтобы в стране побыстрее «вышку» отменили, как того на Западе просвещённом требуют. Эх, доживу если, будет Бонза депутатом, в ножки ему упаду, чтобы он быстрее закон об отмене смертной казни в Думе проталкивал…
24
Выбирается Сашок из машины, потягивается, кости за рулём сомлевшие разминая. Гляжу, обут в такие же чуни валяные, что и я.
— Не курить, не сорить, не плеваться, не мочиться, — оповещает.
— Сколько? — спрашиваю, так как от понимания ситуации мой мочевой пузырь тотчас что барабан стал.
— Что — сколько? — не доходит до Сашка.
— Сколько мы здесь пробудем?
— Полчаса-час.
— Не выдержу, — обречёно признаюсь и голову понуриваю.
— Мать твою… — зло цедит Сашок, взглядом меня испепеляя. — По моче криминалисты тебя по счёту «раз», как по отпечаткам пальцев, вычислят!
А мне, честно говоря, уже всё равно. Лучше бы он меня взглядом, что лазером, взаправду в прах испепелил. Вместе с мочой.
— Ладно, — смягчается Сашок, видя такое дело. — Что-нибудь придумаем.
Открывает багажник джипа — огромный такой, в нём как минимум ещё человека четыре свободно разместиться могут, — а там лишь три канистры пластиковые с бензином сиротливо стоят, на средней коробочка знакомая с лампочкой красной, мигающей прилеплена. И ничего больше. Хоть бы бутылка пустая из-под «фанты» или «кока-колы»…
Поболтал канистры за ручки Сашок и на одну из них мне указывает:
— Бери эту, вроде неполная. Сядешь в машину и там, — ехидничает, — разбавишь. Всё равно этот бензин в мотор заливать не придётся.
Пока я в салоне своё дело чёрное делал, Сашок по бережку болотца прошёлся, как понимаю, диспозицию выбирая. Облегчился я и на седьмом небе себя ощутил. Орлом, в синеве небесной крылья распростёршим, в чувствах своих возвышенных воспарил. Великое дело — физиология! Завинтил крышку канистры, выбрался из машины, канистру на прежнее место в багажник поставил. И душа моя уже поёт, и дело наше расстрельное не таким уж страшным представляется. Слыхал, во время войны перед атакой сто грамм водки вроде бы давали. Дурачинушки-простофили! По мне — разреши взводу перед атакой помочиться, и он противника с землёй сровняет!
Захлопываю багажник, тут и Сашок подходит.
— Оправился? — вопрошает меня таким тоном, что от него за три версты казарменной муштрой несёт. Так и кажется, сейчас команда последует: «Ремень подтянуть, на все пуговицы застегнуться!» Но нет, ничего больше не говорит, открывает заднюю дверцу джипа и начинает с ящиком, что у меня в изножье стоял, возиться. Пломбы срывает, аккуратно на сиденье их складывает, затем ящик открывает.
Нечто подобное я и ожидал увидеть: лежит в ящике громадная базука — насмотрелся я их в американских боевиках, — но эта поболе киношных будет.
— Узнаёшь? — меня спрашивает.
— Не-а… — на всякий случай мотаю головой. Пусть сам из неё пуляет — что-то не по нутру мне такие игры.
— «Стингер» это, — объясняет Сашок, вынимает базуку из ящика и на сиденье кладёт. Затем собирает пломбы, бросает их в ящик, закрывает его на замки и из машины вытаскивает.
— В любом случае контейнер уже не понадобится, — говорит. Подходит к болотцу и швыряет ящик точно на середину. Контейнер тонкий ледок пробивает и без единого всплеска на дно уходит. Только пузыри мелкие по полынье пошли.
— Посмотри, никого вокруг нет? — приказывает Сашок.
— Сейчас нет, — говорю, — а пару минут назад трое грибников вон там прошли.
И машу рукой в неопределённом направлении. Вроде бы и на восток и в то же время таким широким жестом это делаю, что половину леса охватываю.
— Где-где? — настораживается Сашок, кусты редкие внимательным взглядом ощупывая.
— Да ты что, Александр! — усмехаюсь, довольный, что его подколол. — Шутка это. Кто в такую пору в лес сунется? Для грибников рано, а для парочек холодно.
Сашок на глазах сатанеет. Белеет лицом, глаза сверкают, и весь так напрягается, что кулаки его пудовые в нетерпении подрагивают. Всё, думаю, сейчас врежет, и мне амбец наступит, поскольку моя черепушка против его кулаков что орех супротив кувалды.
— Ещё одна такая шутка, — цедит Сашок, — и ты последуешь за контейнером.
Обмираю я и представляю, как с проломленной башкой в полынью без всплеска плюхаюсь. Даже кругов по воде не пойдёт. Хорошо, только что канистру «дополнил», а то бы точно обмочился.
— Ладно, — с трудом справляется с собой Сашок. — Замнём для ясности.
Подходит к машине, «стингер» достаёт.
— Смотри внимательно, — учить начинает. — По моей команде берёшь «стингер» и становишься тут, — делает два шага к болотцу. — Здесь тебе ветки мешать не будут. Как только самолёт покажется в небе, наводишь «стингер» на него и нажимаешь на спуск. Особо целиться не надо, «стингер» сам цель найдёт, но желательно всё же стрелять с упреждением. То есть целиться не в фюзеляж, а немного впереди по курсу самолёта. Всё ясно?
— Угу, — киваю мрачно. Таки на меня он работу самую грязную свалил. «Честь», так сказать, предоставил «золотыми буквами» в Историю вписанным быть.
— Далее, — продолжает Сашок. — Сразу после выстрела, не дожидаясь результата, бросаешь турель в болото и в машину вскакиваешь. Всё. Остальное — моё дело. Да, когда стрелять будешь, покрепче ногами в землю упрись — отдача нешуточная.
С полчаса мы в безделье проваландались — нескончаемым мне это время показалось. И, что самое противное — курить нельзя, а говорить с Сашком побаиваюсь. Ляпну ещё что-то не то — сразу в полынью угожу. Вон как Сашок набычившись сидит, глазами рацию пожирает, информацию нужную ждёт.
Тогда-то я своё мнение ошибочное о сто граммах фронтовых поменял. Хлебнуть бы сейчас из горла, чтоб мандраж унять…
А по рации о чём только наземные службы аэропорта не болтают! И, что показательно, о работе своей непосредственной почти ничего, а всё больше трёп обыкновенный. То механик метеослужбе анекдот через всё поле лётное травит, то заправщик кофе ему в постель приготовить просит, когда он «борт»
