полностью потерял иммунитет ко всем болезнетворным микроорганизмам, причем оказался подвержен даже тем заболеваниям, которыми хомячки в природе не болеют. Лаврик создал своего рода быстротечный СПИД, и самое страшное в нем то, что любое, подчеркиваю, ЛЮБОЕ живое существо подвержено этому заболеванию и, соответственно, является его переносчиком.
До сих пор Полынов слушал Лилечку, как говорится, вполуха, удивляясь про себя больше не той чуши, которую она, по его мнению, несла, а тому, что она думает, будто в столь глупую версию он может поверить. Версию, в которую не мог поверить и дебил. Но последние факты заставили его изменить мнение. Слишком безумно все выглядело, а потому могло оказаться правдой.
— Возбудитель заболевания установлен? — спросил он.
— Нет. Его и Лаврик не смог обнаружить, а уж мне с моими возможностями, — Лилечка обвела рукой лабораторию, — это и подавно не удастся. Я здесь могу лишь определить, был ли заражен биологический объект «болезнью Лаврика» или нет.
— И как успехи? Много зараженных объектов обнаружила в зоне карантина?
— К счастью, пока всего два. Оба — люди. Но, думаю, по мере стерилизации зоны в поселке появится больше.
— Хорошо… — протянул Никита. — Допустим, я тебе поверил. Но почему эти так называемые мутанты становятся каннибалами?
— Не знаю, — пожала плечами Лиля. Голос у нее внезапно стал бесцветным, апатичным. Она потеряла интерес к разговору и задумалась о чем-то своем. — У Лаврика по этому поводу была гипотеза… — продолжала она машинально, словно по инерции. — Впрочем, у него на каждый случай была масса гипотез. Но ни одну он не доказал. Правильно его Петрищев «алхимиком» обзывал.
Полынова немного покоробило, что она своего мужа по фамилии назвала, но он не стал язвить по этому поводу. Ему-то какое дело до отношений в их семье? Давно в душе все перегорело, и даже пепла не осталось. Практически никаких былых эмоций его встреча с Лилечкой не воскресила.
— И что же это за гипотеза? — спросил он.
— Которая? — будто очнулась Лилечка. Видно, далеко она была в своих воспоминаниях.
— О каннибализме.
— Устала я, Кит, ох как устала… — внезапно невпопад сказала она. — Противно в чужом дерьме копаться… И страшно.
В глазах у нее проявилась безмерная женская тоска. Не нашла, видимо, счастья, голубушка, в белокаменном семейном гнездышке.
— На это ты завтра Володе с Димой за бутылкой шампанского пожалуешься, — остудил ее чувственность Никита. — Я не специалист по утешению соломенных вдовушек. Меня другое интересует.
Его слова задели Петрищеву похлеще пощечины. Куда только тоска в глазах делась. Она вздрогнула, глаза гневно блеснули, на щеках проступили красные пятна.
— Наслышана о твоих интересах и похождениях… — зло процедила она, сверля его ненавидящим взглядом. — Между прочим, мне тут одну штучку сегодня на анализ подсунули… Гнойный тампон из взорванных «жигулей» — его взрывом из салона выбросило. Обгорел, но уцелел. Результаты анализа тебя не интересуют?
Никита изобразил на лице крайнее недоумение, заломил бровь.
— Ну? — равнодушно спросил он, а про себя чертыхнулся. Надо же, какое невезение — взрывной волной его тампон выбросило…
— Любопытного паразита я в крови на тампоне обнаружила, — продолжала Лилечка, пристально вглядываясь в лицо Полынова. — Подцепить его можно исключительно в Центральной Африке. Лечение, в общем-то, пустяковое, но квалифицированную помощь можно получить лишь в Институте медицинской паразитологии и тропической медицины в Москве. А вот если туда не обратиться, то последствия для зараженного будут весьма плачевны. Яйца паразита разносятся кровью по всему телу, но вызревать они почему-то предпочитают в коре головного мозга. Через неделю из яиц вылупляются личинки, что вызывает вначале сильные головные боли, затем обмороки, длительную потерю сознания и, наконец, через две-три недели кровоизлияние в мозг с летальным исходом… Ну а первичные признаки заражения — тошнота, вялость и все остальные симптомы бледной немочи. Кстати, а что это ты, дорогой мой, такой бледненький?
Никита саркастически усмехнулся.
— Твои Володечка с Димочкой третьи сутки за мной гоняются, нормально выспаться не дают, — ответил он. — Ты мне зубы тропическими паразитами не заговаривай. Давай ближе к нашим баранам, то бишь каннибалам. Третий раз спрашиваю: почему люди, инфицированные «болезнью Лаврика», начинают друг друга поедать? Что, тропические паразиты на них так влияют? Или это сверхсекретная информация, которую мне из тебя надо калеными щипцами вытаскивать?
Петрищева отвела от него взгляд. Ничего она по лицу Полынова так и не поняла. Возможно, она стала неплохим микробиологом, но о психологической подготовке «тихушников» не имела не малейшего представления. Черта с два по их лицам прочитаешь, что у них на душе делается.
— Ничего сверхсекретного в этом нет, — пожала она плечами. — Засекречивают методы экспериментов, а не результаты. О каннибалах, так о каннибалах… — Она вздохнула. — Лаврик собрал обширный материал по поведению инфицированных животных. Уже на третий день скорость мутации организма достигает максимально возможной. Буквально на глазах начинают расти зубы, меняться форма черепа, челюстей, всего скелета. На три-четыре градуса поднимается температура тела, но животное не становится вялым и апатичным, как практически при любом другом заболевании, а наоборот, его активность резко возрастает. Симптомы заболевания весьма напоминают симптомы бешенства — особь утрачивает все поведенческие характеристики, свойственные ее виду, и превращается, что особенно странно было наблюдать на кроликах, в хищника. При этом почему-то предпочитает нападать на своих сородичей, чем на особей иного вида. Лаврик по этому поводу выдвинул гипотезу, что метаболизм мутанта требует однородных его телу клеток для перестройки организма, но, по-моему, от его теории больше попахивает откровенным дилетантизмом, чем достаточно аргументированными выводами.
— Да уж, обоснования, действительно, на грани фантастики, — хмыкнул Никита.
— Почему? — неожиданно не согласилась Петрищева. — В свое время никто и представить не мог, что возможно такое заболевание, как иммунодефицит.
— Не надо, девочка, ля-ля! — грубо одернул ее Никита. — Единичные случаи, связанные с полным расстройством иммунной системы, были известны.
— Как и единичные случаи положительных спонтанных мутаций, — опять не согласилась Лиля. В нее словно вселился бес противоречия. Хотя, может, все объяснялось гораздо проще — за три недели в Каменной степи не с кем было словом о работе перемолвиться.
— Например?
— Да сколько угодно. Не единичны случаи, когда петух перестает кукарекать и начинает нести яйца. Также известны случаи, когда некоторые люди без всякого хирургического вмешательства самопроизвольно меняют пол… В медицинскую энциклопедию давно заглядывал?
— Повторяю: не надо ля-ля! — рассердился Полынов. Его стала раздражать словоохотливость Лилечки на посторонние темы. — Самопроизвольная трансверсия у некоторых низших животных вообще не случайность, а закономерность. А вот превращение в другой вид — это уже из области мистики.
Петрищева холодно улыбнулась.
— А кто здесь говорит о другом виде? По-твоему, так собака, заразившись бешенством, мутирует в другой вид? Или человек, заболевший слоновьей болезнью, мутант? По-моему, Лаврик выдавал желаемое за действительное, приписывая облученным на генераторе особям межвидовые мутации. Я думаю, все объясняется намного проще: мутировал не сам организм облученной особи, а какой-то доселе безвредный вирус. Он-то и вызывает «болезнь Лаврика», совместившую в себе симптомы бешенства и скоротечного СПИДа.
Полынов внезапно поймал себя на мысли, что против воли увлекся спором. Сказалась ностальгия по оставленной научной работе, а это категорически недопустимо. Тем более в его теперешнем положении. Он хотел оборвать ушедший в сторону разговор, но в этот момент над степью особенно оглушительно шарахнула молния и тонны воды наконец обрушились на землю, загрохотав по крыше вагончика.
