— Если эти законы заставляют людей, бывших некогда одним народом, брать в руки оружие и убивать друг друга — я не принимаю такой цивилизации. И мне особенно больно, что установлению этих законов способствовал ты. Мой сын. Ты принес в наш мир, не знавший войн и распрей, заразную болезнь — жить не ради других, а ради себя. И поэтому ты ответственнен за то, что люди сейчас умирают от холода и голода, погибают в братоубийственных войнах. И ты ответственнен за смерть аквов, из которых сейчас делают мази для умягчения кожи земных девиц.
— Я не признаю твоих обвинений, отец, — спокойно проговорил Саприче. — Руки даны человеку для работы, а не для того, чтобы он держал в них оружие. А голова — чтобы думать, как эту работу сделать лучше и быстрее, а не завидовать. Я работал и руками, и головой. И не моя вина, что кто-то предпочел взять в руки оружие.
— Время нас рассудит, — сказал Пастролаги и нажал на спуск автомата.
Диким криком зашлась в запертой комнате Ириси.
Диркоши перешагнул через труп и бросил зажженную спичку в керосиновое пятно. Огонь ленивыми языками заскакал по ступенькам.
— Уходим.
Как в тумане Колори вышел в коридор и открыл дверь, за которой билась в истерике Ириси. Ириси выскочила в холл и, упав на тело Саприче, заголосила.
— Уходим! — крикнул Диркоши, схватил Колори за плечи и выпихнул во двор.
Уходили они гуськом по проторенной лыжне, ведущей через поля к лесу. Пастролаги еле шел, тяжело дыша и держась рукой за сердце, часто останавливался и оглядывался на разгорающийся пожар.
— Идите, идите… — шептал он. — Я вас догоню… в лесу…
Они находились как раз посреди поля, когда из-за ближайшего холма послышался рокот приближающегося вертолета. Видно из Деревни по телефону кто-то сообщил в Город о стрельбе в имении Саприче и пожаре.
— Быстрее! — закричал Диркоши.
Но дойти до леса они не успели. Вертолет вынырнул из-за холма и осветил их прожектором.
— Всем рассыпаться в стороны!
Колори бросился влево, но тут загрохотал пулемет, что-то ударило его в предплечье и он, теряя равновесие от толчка, упал лицом в снег.
5. И пришла весна. И забрезжил чужой рассвет
Поезд прибыл в Сапричебург поздним вечером. Аккуратно заправив пустой рукав в правый карман лагерной куртки, Колори с замиранием сердца ступил на землю родной Деревни.
«Вот я и дома», — с горечью подумал он.
Деревни не было. Перед ним стоял чужой город. Земной. С запахом паровозной гари, с химическим привкусом фармацевтического завода.
На привокзальной площади к нему привязался чумазый мальчишка в рваной телогрейке и шапке- ушанке с оборванным ухом.
— Дядь, дай денежку! Кушать хочется! — канючил он.
Колори пошарил по карманам, извлек последнюю десятку и протянул мальчишке.
Мальчишка схватил десятку, глянул на нее и вдруг, скомкав, со злостью швырнул в лицо Колори.
— Ты чо даешь, морда однорукая?! — заорал он. — Засунь свои национальные единицы в задницу! Доллары давай!
Колори опешил. Затем, грустно улыбнувшись, повернулся и пошел прочь.
— У, вошь лагерная! — крикнул вслед мальчишка, увидев на его спине нарисованную белую мишень. — Тебя нам только в городе не хватало! Еще один лишний рот добавился!
Комок грязи шлепнулся в спину, но Колори не обернулся. В лагере приходилось переносить худшее.
Он прошел мимо одинаковых, как бараки, домов, пытаясь среди них разглядеть хоть что-то знакомое, но ничего не узнал. Шел Колори по улице Саприче, мимо частного пансиона имени Саприче, мимо церкви святого мученика Саприче и вышел на площадь, на которой стоял памятник Сарпиче. Бронзовый Саприче стоял на мраморном постаменте и смотрел в бесконечную даль. Одной рукой он опирался о мотыку, другой протягивал миру бронзовую брюку.
«Я принес вам цивилизацию» — гласила надпись на постаменте.
И только тут Колори узнал место, где он очутился. Когда-то здесь стояло имение Саприче. Уже отсюда, с трудом ориентируясь среди незнакомых домов, он пошел к своему дому.
Его дома не было. Дом Нереги сохранился, а вот на месте его дома стояли мусорные баки. Тяжело ступая, Колори подошел к бакам и тупо уставился на них. Затем медленно стащил с головы фуражку.
В доме Нереги хлопнула дверь, оттуда вышла пожилая женщина с мусорным ведром. Опасливо косясь на Колори, она высыпала ведро в крайний бак, повернулась, и тут Колори, в неверном свете тусклой лампочки на столбе, узнал ее.
— Ириси… — невольно вырвалось у него.
Ириси остановилась и вгляделась в его лицо.
— Колори… — со страхом выдавила она.
Они застыли друг против друга, и у каждого в памяти воскресло их прошлое. Такое общее, и такое разное.
— Значит, вернулся… — наконец как-то устало сказала Ириси.
— Значит, вернулся.
— Сбежал, или срок кончился?
— Отпустили под надзор полиции.
— Дом-то твой снесли…
— Что с матерью?
— А тебе т у д а не сообщали? Умерла. Уж лет десять будет.
В общем, ничего другого Колори и не ожидал. Писем от матери не было.
— А Стинти?
— Живет… — каким-то неопределенным тоном, исключающим последующие вопросы, ответила Ириси.
Они молча постояли друг напротив друга.
— Давно выпустили?
— Вчера.
И снова молчание.
— Ну, я пошел, — наконец сказал Колори и повернулся.
— Куда? — тихо спросила Ириси.
Он пожал плечами.
— Заходи уж к нам, — предложила она.
Колори застыл в нерешительности, подумал, затем кивнул.
— Спасибо, — пробормотал он и последовал за Ириси.
Когда-то единственную большую комнату дома Нереги перегородили двумя стенками, а оставшееся пространство теперь было то ли прихожей, то ли кухней между двумя комнатами. Здесь стояли старенький холодильник, плита и маленький столик.
— Садись, — предложила Ириси. — Есть хочешь?
— Да.
Ириси достала из холодильника тарелку с тушеными овощами и поставила перед Колори.
«Постарела», — подумал Колори, глядя на мелкую сеть морщинок на лице Ириси.
— Значит, ты теперь здесь живешь? — спросил он.
