него был прекрасный музыкальный слух — когда по утрам мы перестукивались, он идеально воспроизводил предлагаемые мной мелодии песен. Но когда он пытался научить меня своим мелодиям, то выходил из себя из-за того, что я неверно повторял его стук, и тогда черная стена напоминала собой вертикально повернутую поверхность озера во время бушующих стихий. Кажется, это были не мелодии, а нечто вроде азбуки Морзе, но я и земную-то азбуку Морзе не знал, что тут уж говорить о галактической.
Медлительный и флегматичный сосед с белой равнины нечасто показывался мне на глаза. Он оказался тем самым белесым туманом над равниной. Это я понял, когда несколько раз увидел его сотканную из тумана бесформенную голову с пустыми круглыми глазницами и провалом рта, вначале принятыми мной за игру теней. Если такая игра теней повторяется регулярно — это уже не случайность. Поначалу он меня не замечал — слишком разная у нас скорость восприятия действительности. Я для него был сплошным мельтешением, чем-то вроде вращающегося винта аэроплана. Однажды утром, заметив, что бесформенное лицо туманного соседа вплотную прилипло к прозрачной перегородке, я полчаса неподвижно простоял перед ней. С тех пор у нас вошло в привычку здороваться подобным образом. Утром, в одно и то же время, его лицо прилипало к прозрачной перегородке, а я полчаса неподвижно стоял напротив. Затем я уходил по своим делам, а лицо за перегородкой медленно таяло, чтобы вновь возникнуть следующим утром.
Жизнь вошла в однообразную статическую колею, но мне это нравилось. «Гляделок» над каньоном сильно поубавилось, теперь их, рассредоточенных по небу в разных местах, было не больше десятка. Ажиотаж вокруг моей персоны закончился, зеваки удовлетворили свое любопытство, остались одни специалисты по формам галактической жизни. Пусть их, меня не убудет.
В то утро я вышел из домика, поздоровался перестуком с одним соседом, постоял перед другим, полил разросшийся цветник с необычными фиолетовыми цветами, искупался в мелководной речке, затем сел в шезлонг и с наслаждением почитал Умберто Эко. Когда пришло время обеда, я оставил книгу в шезлонге и направился в домик. Открыл дверь, шагнул и…
7
И очутился в бюро по найму на работу за границей. Как есть, босиком, в одних трусах.
— Топрый тень! — расплылся в улыбке «Гурвинек», но его глаза за толстыми линзами очков смотрели на меня холодно и беспристрастно. Так же, как «гляделки» из шестигранных ячеек.
— Э… — протянул я, неловко переминаясь с ноги на ногу, и попытался открыть дверь позади себя.
Двери не было. Не было даже прямоугольника на гладкой стене, заклеенной фотообоями с изображением ковыльной степи.
— Конттракт саконтшился, — объяснил «Гурвинек» и указал на кресло напротив стола. — Прошу фас, присашивайтесь.
— Но… Но как же…
Я растерянно развел руками, намекая, что стою в одних трусах. Обратный переход оказался настолько неожиданным, что подействовал подобно электрошоку. В глазах рябило, сознание функционировало на грани, движения были дергаными, почти неподконтрольными.
— Не стоит песпокоиться, — заверил «Гурвинек». — Все претусмотрено. Фаша отешта стесь. Перите.
Он извлек из-под стола пластиковый кулек и протянул мне. С трудом соображая, где рукава у рубашки, а где штанины у джинсов, я оделся.
— Присашивайтесь, — повторился «Гурвинек». Я машинально сел в кресло.
— Осталось выполнить непольшие формальности. — Он положил передо мной листок бумаги и пачку долларов. — Фаша сарплата. Распишитесь.
Я расписался, сунул деньги в карман. Сознание пребывало в ступоре, слов не было.
— Фсехо фам ттопрохо, — кивнул «Гурвинек», спрятал расписку в стол и повернулся лицом к экрану компьютера.
Мне ничего не оставалось, как встать и выйти на улицу.
В переулке свирепствовал жаркий июльский полдень. Яркое солнце резало глаза, асфальт под ногами плавился, душный городской воздух ватой забивал легкие. На Минейре всегда была оптимальная температура и чистый воздух, но это я понял только сейчас. Механически, будто робот, я прошагал к скверику и сел за столик летнего кафе. Официант подал дежурное блюдо — сардельки с тушеными грибами, я вяло поковырялся вилкой, но еда показалась пресной и невкусной. То ли дело на Минейре… Откинувшись на спинку пластикового кресла, я уставился на золоченую рыбку в фонтанчике — чем-то она напоминала золотую рыбку, которую поймал в мутных водах речушки галактической заграницы.
Краем глаза я уловил, как кто-то подсаживается ко мне за столик.
— Привет, Ларионов!
Я повернул голову и увидел все того же бородача.
— Ну, и как тебе заграницы? — спросил он.
Я не ответил, молча глядя ему в глаза. Маленькие, подслеповатые, но не хитрые, как показалось месяц назад, глазки бородача бегали по моему лицу, словно в ожидании помощи. Мольба и надежда были в них. Он явно чего-то ждал от меня…
— М-да… — участливо протянул он. — Пришибло тебя изрядно. Водочки? Я подумал немного и кивнул. Мысли текли вяло, заторможенно. Снять психологический стресс, как при переносе с Земли на Минейру, было некому, лучшим средством прийти в себя оставалась водка.
Бородач радостно крякнул, наполнил пластиковые стаканчики.
— Не пьем, а лечимся! — поднял свой стаканчик и выпил. Я тоже выпил и с непривычки закашлялся.
— Запей!
Он налил мне минеральной воды, я послушно запил и принялся за сардельку. Охмелел почти сразу. Это сняло заторможенность, помогло раскрепоститься, но чувство нереальности происходящего не исчезло. Я словно раздвоился — один Ларионов сидел за столиком, закусывал, а второй наблюдал за ним со стороны.
— Сева, — наконец-то представился бородач и протянул руку через столик.
— Ларионов, — кивнул я, хотя мое «имя» ему было откуда-то известно, и пожал руку.
— Еще? — предложил он.
— Нет, спасибо. Отвык, — сказал второй Ларионов, который как бы наблюдал за первым, поглощающим сардельку.
— А я выпью, — тяжело вздохнул Сева, налил полный стаканчик, выпил залпом, шумно втянул носом воздух, но закусывать не стал. — Ну, и как тебе там показалось?
— Где — там? — Два Ларионова наконец совместились в одного, хмель, ударивший было в голову, пропал. — Ты кто — один из них?
— Если бы… — невесело усмехнулся он и отвел глаза в сторону. — Я такой же, как ты. Тоже побывал за границей.
— А от меня чего хочешь? — напрямую спросил я.
— От тебя? — удивился он. — Ничего я от тебя не хочу. Разве что посидеть вместе, поговорить, водки выпить. Знаешь, как опять туда хочется?
— Так в чем дело? Завербуйся снова. Бородач Сева удивленно посмотрел на меня.
— Ах, да, ты еще не в курсе… Вакансий для меня нет. Да ты обернись, посмотри.
Я обернулся и замер от изумления. Вместо красочной витрины бюро по найму на работу за границей я увидел пыльную витрину магазинчика скобяных товаров.
— Такие дела… — скорбно протянул Сева. — Водки налить?
— Нет. — Я отрицательно помотал головой. Защемило сердце, и на душе стало тоскливо. — Ничего не хочу. Пойду я…
— Понимаю, — кивнул он. — Иди. А я выпью.
