немилосердно оттягивающие плечи василиски, но Льош больше не делал привалов и продолжал упрямо вести отряд беглецов. Он рассчитывал вывести его к Слепой дороге и расположиться недалеко от нее. Чем ближе к ержам, тем меньше вероятность, что их именно там будут искать. Однако вскоре все выбились из сил, и Льош понял, о до цели их не доведет. Он уже принялся подыскивать место для привала, но тут прямо перед ними сквозь чащу леса вырисовалась большая желтая поляна.
Льош остановил отряд, а сам стал осторожно пробираться к ней. Поляна была огромной, чуть ли не с футбольное поле, почти круглой, и усыпана крупным желтым щебнем. Словно кто-то специально засыпал ее, а затем прошелся по щебню гигантским плугом, оставив огромные борозды. Почти в центре поляны высилось большое, толстое, засохшее дерево с раскидистой кроной — первое большое дерево, встреченное в лесу. Да и то — сухое.
Льош ступил на поляну и прошел по щебню несколько шагов. Щебень, нагретый солнцем, отдавал свое тепло, и здесь, после сырого воздуха леса и его полумрака, было непривычно сухо, тепло и светло. Льош позвал всех на поляну, и они прошли к засохшему дереву, где и расположились в одной из рытвин.
«Вот и готовый окоп…» — подумал Льош и прилег спиной к насыпи.
Невдалеке Портиш и Микчу приглушенно ссорились, настороженно косясь на него — они никак не могли поделить сырный нарост, Лара снова стала приставать к пинам с расспросами, а Кирилл, взяв у него резак, задымил с Испанцем самокрутками. Ссора между Портишем и Микчу постепенно стихла, Кирилл, докурив самокрутку, аккуратно затушил ее и ушел куда-то, а Льош все лежал на насыпи и думал, пытаясь заново, в который уже раз, осмыслить все происходящее здесь, на этой планете. И твердо решить, что же делать дальше. Жаль, конечно, что он оказался последним из землян, выуженным смержами, — чересчур слабое у него чувство ощущения психополей и сила сопротивления их воздействию — несомненно, у последующих поколений они будут сильнее. Но то, что землян больше здесь не будет, Льош понял давно. Слишком предусмотрительны смержи, слишком они боятся. И все же, несмотря на свою сверхтрусость, именно с ним, с Льошем, смержи просчитались. Падкость на информацию, наверное, пересилила их осторожность. Забыли, что пересыщение всегда ведет к несварению. И уж Льош теперь просто обязан стать той костью, которой смержи подавятся…
По насыпи спустился Кирилл и сел рядом с ним. В руках он держал обломок ветки и аккуратно обстругивал его резаком.
— Ну, и куда мы дальше? — спросил он.
— Туда, — Льош махнул рукой. — К Слепой дороге. Меньше вероятность, что именно возле нее нас будут искать.
Кирилл привстал и посмотрел в ту сторону, куда указал Льош.
— Ты уверен, что Слепая дорога именно там? — недоверчиво переспросил он.
— Уверен. Чувство ориентации меня никогда не подводило. Километров двадцать пять… — Льош прикрыл глаза и зашевелил губами, словно что-то подсчитывая. — Точнее, двадцать семь с хвостиком.
— Верю, — кивнул Кирилл. — Теперь я тебе верю.
Льош усмехнулся.
— Что это будет? — в свою очередь поинтересовался он, кивнув на обстругиваемую Кириллом палку.
— Трубка, — коротко ответил Кирилл и снова принялся за работу. — А почему бы нам не остановиться здесь? Место неплохое, обзор хороший, спрятаться есть где — рытвины, что твои окопы! Если погоня выйдет на нас, то здесь смержей встречать лучше, чем в лесу.
— Насчет окопов — это ты верно, — кивнул Льош. — Мысли у нас сходятся… А ты уверен, что драйгеры и василиски — это все, что есть у смержей?
Кирилл удивленно поднял брови.
— Вроде бы ничего другого я у них не замечал, — осторожно ответил он.
— Тогда ты, может быть, объяснишь мне, каким образом ты попал сюда? Не святым же духом?
Кирилл прекратил вырезать трубку и настороженно смотрел на Льоша.
— И вообще, откуда у тебя такая уверенность, что именно смержи будут организовывать за нами погоню? Что именно они являются нашими хозяевами? Потому что они нас охраняют и ты больше никого не видел? Но тогда, может быть, ты объяснишь, почему смержи тоже застывают на месте, когда в лагере звучит Голос?
— Черт его знает! — зло сплюнул Кирилл. — Задаешь ты задачи… В наше время встречу с другими цивилизациями представляли совсем по-другому. Они — такие же, как мы: цветы, объятия, обмен делегациями, достижениями и черт егo знает чем еще, но только непременно высокогуманным; гигантский скачок науки, техники, культуры… И вот оно — Братание!
— Ты из двадцатого века? — спросил вдруг Льош. — Где-то из середины?
— Да, — подтвердил Кирилл. — Год гибели — тысяча девятьсот шестидесятый. Сель… У нас в горах это часто бывает…
— Мечтали вы тогда, прости, однобоко. Но и понять вас было можно. Человеку всегда хотелось, чтобы его будущее было светлым, чистым и добрым. А о том, что могут быть не-гуманоидные цивилизации, или, как эта, паразитические…
— Я не совсем понимаю твою терминологию, — перебил Кирилл. — Да и мне — лично мне! — наплевать на то, как называть смержей или тех, кто стоит за ними. Пока у меня есть василиск, пока у меня есть руки, кулаки, зубы, я буду драться за свою свободу до последнего вздоха!
И тут внезапно все сместилось перед глазами Льоша. Он еще видел Кирилла, который продолжал что-то гневно выкрикивать, но уже не слышал его. Острое чувство близкой опасности охватило его, он почувствовал; что через мгновение сердце остановится и сознание померкнет. И еще он понял, как озарение на него нашло, что есть от этой опасности странный, нелогичный способ защиты, но им он воспользоваться не успеет…
Льош упал лицом прямо в щебень, но затем с трудом приподнял голову. И у него было уже другое лицо — набрякшее, посиневшее; тусклые глаза невидяще смотрели на Кирилла.
— Ку… кур… — прохрипел он, пытаясь протянуть к Кириллу ставшую чужой, непослушной руку.
Гигантская тень пронеслась над поляной, на мгновение закрыв солнце, и ушла за лес.
4
Кирилл вскочил на ноги. Огромный серебристый диск скользнул над лесом, накренился, вошел в вираж и снова стал разворачиваться для нового захода над поляной.
«Вот оно, — екнуло сердце. — Атака!»
Он бросился за василиском, но не удержался на крутой насыпи и съехал вниз, в рытвину. Да так и остался стоять на коленях.
В импровизированном окопе стояла непонятная, застывшая — без единого движения — тишина. Люди и пины, скорчившись, вперемешку лежали на дне рытвины там, где их застала тень серебристого диска. И только Испанец, согнувшись в три погибели, с василиском на изготовку напряженно следил за маневром диска над лесом.
«Что же это делается? — отрешенно подумал Кирилл. Его охватила апатия. — Значит, все насмарку… Наш побег, мытарства по лесу… Завтра — снова лагерь, Головомойка и все вернется на круги своя».
Казалось, все чувства оставили Кирилла, кроме зрения. С каким-то тупым безразличием он видел, как из окопа медленно, страшно медленно встает Испанец, с ощерившимся в беззвучном крике ртом, так же медленно, с василиском на-перевес, взбирается по откосу и бежит навстречу надвигающемуся из-за леса серебристому диску.
Замедлив скорость, диск проплывал над поляной, но вдруг, словно споткнувшись обо что-то невидимое в воздухе, накренился и устремился навстречу бегущему Испанцу. Они встретились метрах в десяти от окопа. Смяв выставленный вперед василиск, диск ударил Испанца в живот, и его тело, согнувшись
