первую цифру и, пока крутился диск, незаметно нажал на рычаг пальцем. С последним щелчком он опустил рычаг, набрал номер полицейского участка и, пока шли пригласительные гудки, быстро сказал в трубку:
— Шейла? Ты одна? Мужа нет?
Затем оглянулся на бармена и плотно прикрыл дверь телефонной кабинки.
— Полицейский участок города Таунда слушает.
Гюнтер стал спиной к бармену, заслонив телефонный аппарат.
— Во дворе дома номер тридцать семь по Бульварштрассе за мусорным баком лежит «кольт» вашего полицейского, — глухо сказал он, придерживая пальцем кадык. При таком нехитром приеме идентификация голоса была невозможной.
В трубке икнули, и Гюнтеру показалось, что из нее дохнуло пивом.
— Кто говорит?
Гюнтер нажал на рычаг телефона и секунд пятнадцать спиной изображал оживленный разговор с любовницей. Затем отпустил рычаг. Линия была свободной. Как он и ожидал, полицейский не догадался не класть трубку, чтобы узнать номер звонившего абонента. И голос, наверное, менять не стоило — вряд ли в участке имелась записывающая аппаратура.
Изображая на лице довольную улыбку ловеласа, он вышел из телефонной кабины.
— Спасибо, — поблагодарил бармена, кладя на столик мелочь.
Бармен посмотрел на деньги, дохнул в отполированный до хрустального блеска бокал и кивнул.
Выйдя из подвальчика, Гюнтер немного потоптался у порога, затем неторопливо пошел по переулку. Пересекая Бульвар-штрассе, он посмотрел в сторону участка и увидел бегущего по улице грузной трусцой дежурного полицейского. Редкие прохожие провожали его изумленными взглядами, пока он не свернул в подворотню.
Немного попетляв по переулкам, Гюнтер снова выбрался на Стритштрассе. Появившиеся было на улицах прохожие вновь исчезли, и он посмотрел на часы. Начало третьего.
«Ого!» — подумал Гюнтер. А казалось, что «успокаивает нервы» не более часа. Обеденный перерыв в бургомистрате закончился, и он запоздало пожалел, что не был в это время в «Звезде Соломона» и не видел, с кем еще встречается бургомистр. Мысль о ресторанчике напомнила, что он сегодня ничего не ел. Можно было перекусить в любом кафе — но в них в Таунде ничего существенного, кроме сосисок и омлета, не подавали, — и Гюнтер направился в «Звезду Соломона».
Откуда-то из переулка на улице появился прохожий и пошел впереди неторопливой старческой походкой, опираясь на трость-зонтик. Что-то знакомое показалось Гюнтеру в его фигуре. Черный лакированный цилиндр, длинный, как полупальто, пиджак с фалдами (сюртук, кажется), клетчатые брюки. Гюнтер вспомнил. Этого сверходиозно одетого даже для Таунда прохожего он видел вчера утром, когда въезжал в город. И тут по выглядывающим из-за ушей седым холеным бакенбардам он узнал магистра Бурсиана. Иди магистр по солнечной стороне улицы, он узнал бы его раньше. По отсутствию тени. Впрочем, возможно сегодня тень у магистра и была, если он не собирался мистифицировать еще кого-нибудь.
«Вот сейчас мы и определим, где вы живете», — подумал Гюнтер и зашагал медленней, приноравливаясь неторопливой походке магистра. Магистр миновал немного выступающий на улицу дом номер пятнадцать и повернул за угол. Гюнтер последовал за ним… И в растерянности остановился. Прохода между домами не было — они намертво смыкались друг с другом, образуя глухой угол. Гюнтер смотрел вверх, потом под ноги, опасливо потрогал пальцами стены домов. Деваться из угла магистру было некуда — входную дверь магазинчика скобяных товаров он, пока шел за магистром, видел прекрасно, — и все же магистр исчез. Словно дематериализовался.
Гюнтер неуверенно покачал головой. Как бы сказали в светском обществе: — «Ваши шутки, магистр, стали выходить за рамки приличий».
Он сделал несколько растерянных шагов по улице, оглянулся на угол, где исчез магистр и вздрогнул от оглушительного треска жалюзи, опустившегося на окошке консьержки пятнадцатого дома.
«Черт бы вас побрал с вашими мистификациями и суевериями!» — разъярился он и, не оглядываясь, быстро зашагал по улице. Треск опущенного консьержкой жалюзи настолько вывел его из себя, что только возле входа в ресторанчик в сознании спроецировалась мимоходом замеченная пустая ниша без остатков уборочной машины и чистая мостовая. Теперь только копоть на стенах напоминала о ночном происшествии.
«Быстро управились, — зло подумал Гюнтер. — Интересно, проявили ли власти города такую же оперативность при уборке окрестностей разгромленной гостиницы «Старый Таунд»?»
Он открыл дверь и вошел в ресторанчик. Табачный дым все еще висел в воздухе, хотя в ресторане уже было пусто. Вчерашняя официантка убирала со столов, перестилала скатерти, а в углу за столиком сидел преподобный отец Герх и задумчиво крошил печенье в стакан молока. С момента появления Гюнтера в зале, он не отрываясь смотрел на него прямым открытым взглядом. Гюнтер не стал разыгрывать непонимание и прошел прямо к столику отца Герха.
— Вы позволите, святой отец? — спросил он, чуть наклонив голову.
— Садитесь, сын мой.
— Благодарю. — Гюнтер опустил сумку на соседний стул и сел. — Гирр Шлей.
Отец Герх продолжал крошить печенье в стакан. Под его глазами залегли большие темные круги, от чего взгляд казался пронизывающим.
«Спрашивайте, отче, — подумал Гюнтер. — Как я понимаю, вы пригласили меня за столик, чтобы определить мои умственные способности. Насколько я, говоря вашими словами, пройдошист. Так начинайте, святой отец». — Он бросил взгляд на официантку и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.
— Давно в нашем городе, сын мой? — наконец спросил отче Герх.
— Со вчерашнего дня.
— По делам к нам?
— Нет. Я в отпуске.
— Веруете ли вы, сын мой? — неожиданно спросил отче Герх.
Гюнтер развел руками.
— К сожалению, святой отец…
— Весьма прискорбно, сын мой. Подумайте о своей душе. Вы сейчас молоды, душа у вас не болит, и вы не думаете о смертном часе. Но наступит время старости, и в душе вашей будут холод и пустота. Только вера исцелит душу и даст надежду на спасение.
— Я материалист, святой отец, и не верю в бездоказательные идеи. То, что у меня есть сознание, я могу вам доказать, как дважды два. А вот вы тезис о существовании у меня души можете предложить только как аксиому.
— Не путайте, сын мой, науку и веру. Вера тем и сильна, что бездоказательна. Если ваша наука так всесильна, то почему вы не можете доказать отсутствие бога?
— Потому, святой отец, что наука находится на границе непознанного, а вера — за ее границами. А процесс познания бесконечен.
— У всего, имеющего начало, обязан быть конец. И когда наука познает все, она упрется в бога. А всевышнего познать нельзя.
— Святой отец, вы противоречите самому себе. Если мы не познаем бога, то как же мы познаем все? А потом: о начале и конце и о бесконечности познания. Вам известно, конечно, что началом числового ряда является ноль. Тогда назовите мне конечную, самую последнюю цифру, и, даю вам честное слово, я поверю в бога.
— Бога познать, сын мой, можно только через веру.
— Святой отец, — укоризненно покачал головой Гюнтер, — мы опять возвратились к началу разговора. Не собираюсь я познавать бездоказательное.
Отец Герх взял со стола ложечку, помешал молоко, попробовал и снова принялся крошить печенье в стакан.
— Но принимаете же вы, сын мой, бездоказательно аксиому о том, что две параллельные прямые на плоскости никогда не пересекаются?
Гюнтер беззлобно рассмеялся:
— Глупее этой аксиомы в науке не было и быть не может, ибо само условие параллельности
