— Кто такие галла? — не отставала Ханна.
— Нечто, о чем нам не следует говорить сейчас, пока они рядом, потому что они могут услышать свое имя, произнесенное в третий раз подряд, и поинтересоваться, кто здесь знает о них так много. — По его тону было понятно, что он не собирается просвещать ее. — Нам надо дождаться окончания пурги.
Долгой была эта ночь. Спать она не могла, Вулфер тоже не спал. Некоторые из «львов», возможно, заснули. О том, что заснул монах, она узнала по ослабевшему и затем совсем прекратившемуся его всхлипыванию и бормотанию и по последующим беспокойным восклицаниям во сне.
Он заснул, как раз когда ветер стал затихать. Светало. Вулфер отважился выглянуть наружу, Ханна увязалась за ним. Утро наступало безоблачное, небо нежное, чистое, голубое. Горы высились во всем своем великолепии, белые пики сияли в лучах восходящего солнца. Полный штиль, ни ветерка. Глядя вдаль, трудно было поверить во все случившееся ночью. Но вокруг валялись груды мусора. Ворота и почти весь забор были снесены, поленница разрушена, дрова раскиданы вокруг, ставни сорваны с петель, а изумленные козы толклись в огороде. К удивлению Ханны, пчелиные ульи остались не тронутыми ураганом.
Но лазарет исчез.
Монахи и купцы толпились вокруг большой кучи из земли и валунов, которая образовалась на том месте, где был лазарет. Камни и доски, из которых он был построен, смешались с пластом земли, снесенным с горного склона.
Они подошли ближе. Монахи уже вытащили из-под обломков тела своего древнего собрата и двух «львов». Из двух других «львов», карауливших снаружи под окном кельи, в которую были помещены Антония и Хериберт, у одного была сломана нога, другой внешне казался невредимым, но что-то вышло из строя внутри его могучего организма. Монастырский лекарь стоял возле него на коленях и осторожно ощупывал живот. По лицу монаха стекали слезы.
— Это произошло так быстро, — пробормотал он, подняв глаза, когда Вулфер присел рядом с ним. — Я выбежал наружу, услышав шум, и увидел, нет, я даже не увидел, а почувствовал это, его мощь. Тут обрушилась лавина. Прости меня, Господи, я побежал. Только когда было уже поздно, когда я увидел, что лазарет сейчас будет погребен, вспомнил я о бедном брате Фузулусе, который был слишком слаб, чтобы выбраться самому.
— Тебе оставлена жизнь, брат, потому что тебе еще предстоит поработать в этом мире, — успокоил его Вулфер. — Что с этим воином?
Лекарь покачал головой:
— Господь решит, будет ли он жить.
Вулфер выпрямился и шагнул через край обвала. Ханна подошла ближе. У нее было ощущение, что она стоит перед свежей могилой, на которую не хотелось наступать. Она видела балки здания лазарета, торчащие из-под грязи и булыжников, вывернутые камни кладки стен с оставшейся на них штукатуркой, разбросанные доски, опрокинутую кровать с неповрежденной веревочной сеткой у основания. Рядом валялась трехногая табуретка, по двору разбросаны пучки сушеных лечебных трав из аптечки.
— Что с пленниками? — спросил Вулфер, обернувшись к остальным.
К нему подошел сам аббат. Он только что утешал пресвитера, пославшего слуг на конюшню, чтобы приготовиться к отъезду.
— Мы не смогли обнаружить их тела, — сказал аббат. — Это вызывает беспокойство. Они погребены под скалами. Мы попытаемся их откопать, но…
— Неважно. — Вулфер посмотрел на громадный шрам, оставленный оползнем на горном гребне. Оползень зашевелился, посыпались мелкие камни, Вулфер подался назад. — Ищите, только если это безопасно. Пленники так или иначе для нас потеряны.
— Что вы собираетесь теперь делать? — спросил аббат. — Как поступите с ранеными?
— Могут они оставаться у вас до излечения?
— Разумеется. — Аббат дал монахам указание заняться ранеными «львами».
— Идем, Ханна. — Вулфер повел Ханну обратно к конюшне, оставив «львов» помогать монахам.
— Почему ты так сказал? Почему ты сказал, что «пленники для нас потеряны»? Ты не сказал, что они погибли.
Он смерил ее взглядом:
— Ты думаешь, что они погибли? Ты веришь, что она лежит там, под скалами? Что однажды, продолжая раскопки, монахи обнаружат там два раздавленных тела или кучу изломанных костей?
— Конечно. Они должны были погибнуть, запертые в келье. Как могли они сбежать?.. — Она запнулась на полуслове, увидев выражение его лица. — Ты не веришь, что они мертвы.
— Не верю. Все эти природные капризы неестественны.
Неестественные капризы погоды. Буран среди ясной летней ночи. Странные существа, которых он назвал «галла», разгуливающие вокруг и распространяющие запах кузницы, запах кокса и железа.
— Куда она теперь отправится, Ханна? Этот вопрос мы должны задать сейчас себе и искать на него ответ. Куда ей податься? Кто предоставит ей убежище?
— Я не знаю.
— Сабела, если бы она могла добраться до Сабелы. Но Сабела сама в тюрьме. Вендар и Варре сейчас закрыты для Антонии. — Он резко вздохнул, остановился у двери конюшни и посмотрел на горы, сейчас такие тихие и спокойные. — Мне следовало это предвидеть. Я должен был к этому подготовиться. Я недооценил ее силу.
— Куда мы теперь? Он задумался:
— Увы, кажется, нам придется разделиться. Один из нас должен продолжить путь в Дарр, чтобы изложить скопосу обвинения против епископа Антонии. Таким образом, мы будем готовы ко всему, что попытается предпринять Антония. Другой должен вернуться, чтобы предупредить Генриха. Надеюсь, король поверит нам. — Он внезапно улыбнулся, на его лице появилось выражение, напомнившее Ханне, как сильно она к нему привязана. — Лучше, чтобы это была ты. Возьмешь четырех «львов». Я возьму двоих, а на обратном пути захвачу оставшихся, если они выживут.
Она привыкла к Вулферу, и теперь ее охватил страх. Путешествовать без него не хотелось.
— А когда ты вернешься в Вендар?
Он пожал плечами:
— Не могу сказать. Осенью я смог бы пересечь горы, но боюсь, что до следующего лета не успею. Ты должна убедить Генриха, дитя. — Он прикоснулся к ее знаку «орла», совсем новому и яркому, как будто освещенному памятью о смерти Манфреда. — Ты заслужила это, Ханна. Не думай, что эта задача не по тебе.
Он зашел в конюшню. Ханна задержалась снаружи. Она смотрела на три огромных пика, таких прекрасных, тихих, мирных в своей необъятной мощи. Невозможно было поверить, что три человеческие жизни угасли в тени у их подножия. Как назвал их бард? Молодая Жена. Хребет Монаха. Террор. Всходило солнце. Она сощурила глаза и попыталась высмотреть ястреба, но птицы еще не поднимались в воздух.
Она вернется в Вендар, к кортежу короля, не увидев Дарра и дворца скопоса. Не увидев эльфов и других существ иной, нечеловеческой породы. Зато она вскоре встретится с Лиат.
Вспомнив о подруге, она вспомнила и о Хью, красавчике Хью. А мысль о Хью вызвала в памяти его поступки, вспомнился Айвар. О Владычица, где теперь Айвар? Благополучно ли добрался он до Кведлинхейма? Понравилось ли ему там? Смирился ли он со своей судьбой? Может быть, все еще борется?
МОНАСТЫРЬ
Айвар ненавидел Кведлинхейм. Он ненавидел монастырь, ненавидел ежедневные монотонные молитвы, но больше всего он терпеть не мог спальню послушников, эту узкую келью, в которой он проводил каждую ночь и большую часть дня в молчании, в компании таких же послушников. Хуже того, он точно знал, как долго он уже заперт в этой затхлой тюрьме.
Сто семьдесят семь дней назад, в День святой Бонифилии, в холод и в дождь, он преклонил колени перед задними воротами монастыря, и после кошмарной ночи его допустили в Кведлинхейм. Не дав осмотреть знаменитую церковь, его сразу заперли вместе с другими несчастными душами в этом
